Русская народная сказка
Жил-был старик, у него было три сына.
Старшие занимались хозяйством, были тороваты и щеголеваты, а младший Иван-дурак был так себе - любил в лес ходить по грибы, а дома все больше на печи сидел.
Пришло время старику умирать, вот он и наказывает сыновьям:
- Когда помру, вы три ночи подряд ходите ко мне на могилу, приносите мне хлеба.
Старика этого схоронили.
Приходит ночь, надо большому брату идти на могилу, а ему не то лень, не то боится, он и говорит младшему брату:
- Ваня, замени меня в эту ночь, сходи к отцу на могилу.
Я тебе пряник куплю.
Иван согласился, взял хлеба, пошел к отцу на могилу.
Сел, дожидается.
В полночь земля расступилась, отец поднимается из могилы и говорит:
- Кто тут?
Ты ли, мой больший сын?
Скажи, что делается на Руси: собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое плачет?
Иван отвечает:
- Это я, Иван, твой меньшой сын.
А на Руси все спокойно.
Отец наелся хлеба и лег обратно в могилу.
А Иван направился домой, дорогой набрал грибов.
Приходит - старший сын его спрашивает:
- Видел отца?
- Видел.
- Ел он хлеб?
- Ел. Досыта наелся.
Настала вторая ночь.
Надо идти среднему брату, а ему не то лень, не то боится, он и говорит:
- Ваня, сходи за меня к отцу.
Я тебе лапти сплету.
- Ладно.
Взял Иван хлеба, пошел к отцу на могилу, сел, дожидается.
В полночь земля расступилась, отец поднимается и спрашивает:
- Кто тут?
Ты ли, мой средний сын?
Скажи, что делается на Руси, собаки ли лают, волки ли воют, или мое чадо плачет?
Иван отвечает:
- Это я, Иван, твой меньшой сын.
А на Руси все спокойно.
Отец наелся хлеба и лег в могилу.
А Иван пошел домой, дорогой опять набрал грибов.
Средний брат его спрашивает:
- Отец ел хлеб?
- Ел. Досыта наелся.
На третью ночь настала очередь идти Ивану.
Он говорит братьям:
- Я две ночи ходил.
Ступайте теперь вы к отцу на могилу, а я отдохну.
Братья ему отвечают:
- Что ты, Ваня, тебе стало там знакомо, иди лучше ты.
- Ну ладно.
Иван взял хлеба, пошел.
В полночь земля расступается, отец поднялся из могилы:
- Кто тут?
Ты ли, мой младший сын Ваня?
Скажи, что делается на Руси, собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое плачет?
Иван отвечает:
- Здесь я, твой сын Ваня.
А на Руси все спокойно.
Отец наелся хлеба и говорит ему:
- Один ты исполнил мой наказ, не побоялся три ночи ходить ко мне на могилу.
Вот тебе узда.
Выдь в чистое поле и крикни: "Сивко-бурко, вещий каурко, стань передо мной, как лист перед травой!" Конь к тебе прибежит, ты залезь ему в правое ухо, а вылезь в левое.
Станешь куда какой молодец.
Садись на коня и поезжай.
Иван взял узду, поблагодарил отца и пошел домой, дорогой опять набрал грибов.
Дома братья его спрашивают:
- Видел отца?- Видел.
- Ел он хлеб?
- Отец наелся досыта и больше не велел приходить.
Живут двое братовей робят, а Иван-дурак ничего.
Вдруг от царя клич:
- Собирайтеся, бояре да дворяне, купцы да простой люд, на смотр царской дочери, Красоты Ненаглядной!
Сидит она в высоком терему у окошка, золотом по серебру вышивает.
Кто на своем коне до царевны доскочит, да с ее руки золотой перстень примет, за того она замуж пойдет!
Братья сбираются посмотреть, кто станет перстень добывать.
Иван-дурак сидит на печи за трубой и бает:
- Братья!
Дайте мне каку лошадь, я поеду посмотрю же.
- Э! - взъелись братья на него.
- Сиди, дурак, на печи; чего ты поедешь?
Людей, что ли, смешить!
Нет, от Ивана-дурака отступу нету!
Братья не могли отбиться:
- Ну, ты возьми, дурак, вон трехногую кобыленку!
Сами уехали.
Иван-дурак за ними на трехногой кобыленке поехал.
Вот выезжает в чисто поле, в широко раздолье; слез с кобыленки, взял ее зарезал, кожу снял, повесил на поскотину, а мясо бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом:
- Сивко-бурко, вещий каурко, стань передо мной, как лист перед травой!
Сивко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом.
Иван-дурак в одно ушко залез - напился-наелся, в друго вылез - оделся, молодец такой стал, что и братьям не узнать!
Сел на сивка и поехал перстень добывать.
Народу было тут видимо-невидимо; завидели молодца, все начали смотреть.
Иван-дурак с размаху нагнал, конь его скочил, и не достал до белой рученьки царевниной, до перстенька золотого только три бревна.
Видели, откуда приехал, а не видали, куда уехал!
А Иван-дурак воротился, коня отпустил, сам пришел домой, сел на печь.
Вдруг братья приезжают и сказывают женам:
- Ну, жены, какой молодец приезжал, так мы такого сроду не видали!
Портрет не достал только через три бревна.
Видели, откуль приехал; не видали, куды уехал.
Еще опять приедет...
Иван-дурак сидит на печи и говорит:
- Братья, не я ли то был?
- Куда, к черту, тебе быть!
Сиди, дурак, на печи, да протирай нос-от.
Время идет.
От царя тот же клич.
Братья опять стали собираться, а Иван-дурак и говорит:
- Братья!
Дайте мне каку-нибудь лошадь.
Они отвечают:
- Сиди, дурак, дома!
Другу лошадь ты станешь переводить!
Нет, отбиться не могли, велели опять взять хромую кобылешку.
Иван-дурак и ту управил, заколол, кожу развесил на поскотине, а мясо бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом:
- Сивко-бурко, вещий каурко, стань передо мной, как лист перед травой!
Бурко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом.
Иван-дурак в право ухо залез - оделся, выскочил в лево - молодцом сделался, соскочил на коня, поехал; перстенька не достал только за два бревна.
Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал!
Бурка отпустил, а сам пошел домой; сел на печь, дожидается братовей.
Братья приехали и сказывают:
- Бабы!
Тот же молодец опять приезжал, да не достал портрет только за два бревна.
Иван-дурак и говорит им:
- Братья, не я ли то был?
- Сиди, дурак!
Где, у черта, был!
Через немного времени от царя опять клич.
Братья начали сбираться, а Иван-дурак и просит:
- Дайте, братья, каку-нибудь лошадь; я съезжу, посмотрю же.
- Сиди, дурак, дома!
Докуда лошадей-то у нас станешь переводить?
Нет, отбиться не могли, бились, бились, велели взять паршивую кобылешку; сами уехали.
Иван-дурак и ту управил, зарезал, бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом:
- Сивко-бурко, вещий воронко!
Воронко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом.
Иван-дурак в одно ушко залез - напился-наелся, в друго вылез - молодцом оделся, сел на коня и поехал.
Как только доехал до царских чертогов, скочил конь, а Иван-от перстенек с царевниной ручки так и сорвал, да поцеловал Красу Ненаглядную в уста сахарные.
Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал!
Он так же каурка отпустил, пошел домой, сел на печь, ждет братовей.
А палец с перстеньком тряпкой обмотал - дескать, сучком накололся.
Братья приехали, сказывают:
- Ну, хозяйки!
Тот же молодец как нагнал сегодня, так портрет и сорвал.
Иван-дурак сидит за трубой и бает:
- Братья, не я ли то был?
- Сиди, дурак!
Где ты, у черта, был?
Чрез немного время царь устроил пир, созывает всех бояр, воевод, князей, думных, сенаторов, купцов, мещан и крестьян.
И Ивановы братья поехали; Иван-дурак не отстал, сел где-то на печь за трубу, глядит, рот разинул.
Царевна потчует гостей, каждому подносит пива и смотрит, нет ли у кого на руке перстенька ее?
- тот ее и жених.
Только нет ни у кого перстенька; а Ивана-дурака не видала, обошла.
Гости разошлись.
На другой день царь сделал другой пир; опять жениха не нашли.
На третий день царевна так же стала из своих рук подносить гостям пиво; всех обошла, нет как нет перстенька.
"Что это, -думает она себе, -нет моего суженого!" Взглянула за трубу и увидела там Ивана-дурака; платьишко на нем худое, весь в саже, волосы дыбом.
Она налила чарку пива, подносит ему, а братья глядят, да и думают: царевна-то и дураку-то подносит пиво!
Иван-дурак выпил, а царевна глядь - палец у него тряпкой замотанный.
- Зачем это, - говорит, - у тебя, молодца, рука тряпкой обвязана?
- За грибами ходил, да на сук напоролся!
- А ну-ка, развяжи-покажи!
Развязал-от он руку, а на пальце перстенек заветный, жаром горит.
Царевна обрадовалась, берет его за руку, ведет к отцу и говорит:
- Батюшка!
Вот мой суженый.
Братовей тут ровно ножом но сердцу-то резнуло, думают: "Чего это царевна!
Не с ума ли сошла?
Дурака ведет в сужены".
Царь подходит и говорит:
- Какой это суженый!
Он дурной, весь в саже.
Иван говорит царю:
- Дозволь мне умыться.
Царь дозволил.
Иван вышел на двор и крикнул, как его отец учил:
- Сивко-бурко, вещий каурко, стань передо мной, как лист перед травой!
Откуда ни возьмись конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым столбом валит.
Иван ему в правое ухо влез, из левого вылез и сделался опять таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать.
Весь народ так и ахнул.
Разговоры тут коротки: веселым пирком да за свадебку.
Наш Иван тут стал не Иван-дурак, а Иван - царский зять; оправился, очистился, молодец молодцом стал, не стали люди узнавать!
Тогда-то братья узнали, что значило ходить спать на могилу к отцу.