Г. - Х. Андерсен

Самый большой лист у нас, конечно, лист лопуха: наденешь его на животик - вот тебе и передник, а положишь в дождик на головку - зонтик!

Такой большущий этот лопух!
И он никогда не растет в одиночку, а всегда уж где один, там и много, - такое изобилие!
И вся эта роскошь - кушанье для улиток!
А самих улиток, белых, больших, кушали в старину важные господа; из улиток приготовлялось фрикасе, и господа, кушая его, приговаривали: "Ах, как вкусно!" Они и вправду воображали себе, что это ужасно вкусно.

Так вот, эти большие белые улитки ели лопухи, потому и стали сеять лопух.

Была одна старая барская усадьба, где уж давно не ели улиток, и они все повымерли.
А лопух не вымер; он себе все рос да рос - его ничем нельзя было заглушить; все аллеи, все грядки заросли лопу-хом, так что и сад стал не сад, а лопушиный лес; никто бы и не догадался, что тут был прежде сад, если бы кое-где не торчали еще то яблонька, то сливовое деревцо.

Вот в этом-то лопушином лесу и жила последняя пара старых-престарых улиток.

Они и сами не знали, сколько им лет, но отлично помнили, что прежде их было много, что они очень старинной иностранной породы и что весь этот лес был насажен исключительно для них и для их родичей.

Старые улитки ни разу не выходили из своего леса, но знали, что где-то есть что-то, называющееся "барскою усадьбой"; там улиток варят до тех пор, пока они не почернеют, а потом кладут на серебряное блюдо.

Что было дальше, они не знали.
Не знали они тоже и даже представить себе не могли, что такое значит свариться и лежать на серебряном блюде; знали только, что это было чудесно и, главное, аристократично!

И ни майский жук, ни жаба, ни дождевой червяк - никто из тех, кого они спрашивали, ничего не мог сказать об этом: никому еще не приходилось быть сваренным и лежать на серебряном блюде!

Что же касается самих себя, то улитки отлично знали, что они, старые белые улитки, самые знатные на свете, что весь лес растет только для них, а усадьба существует лишь для того, чтобы они могли свариться и лежать на серебряном блюде.

Жили улитки тихо, мирно и очень счастливо.

Детей у них не было, и они взяли на воспитание улитку из простых.
Приемыш их ни за что не хотел расти - он был ведь обыкновенной, простой породы, но старикам, особенно улитке-мамаше, все казалось, что он заметно увеличивается, и она просила улитку-папашу, если он не видит этого так, ощупать раковину малютки!

Папаша щупал и соглашался с мамашей.

Раз шел сильный дождь.

- Ишь, как барабанит по лопуху!
- сказал улитка-папаша.

- И какие крупные капли!
- сказала улитка-мамаша.

- Вон как потекли вниз по стебелькам!
Увидишь, как здесь будет сыро!
Как я рада, что у нас и у сынка нашего такие прочные домики!
Нет, что ни говори, а ведь нам дано больше, чем кому другому на свете!

Сейчас видно, что мы первые в мире!
У нас с самого рождения есть уже свои дома, для нас насажен целый лопушиный лес!
А хотелось бы знать, как далеко он тянется и что там за ним?

- Ничего!
- сказал улитка-папаша.

- Уж лучше, чем у нас тут, и быть нигде не может; я по крайней мере лучшего не ищу.

- А мне, - сказала улитка-мамаша, - хотелось бы попасть в усадьбу, свариться и лежать на серебряном блюде.

Этого удостаивались все паши предки, и, уж поверь, в этом есть что-то возвышенное!

- Усадьба, пожалуй, давно разрушилась, - сказал улитка-папаша, - или вся заросла лопухом, так что людям и не выбраться оттуда.

Да и к чему так спешить?
А ты вот вечно спешишь, и сынок наш туда же за тобой.
Ведь он уж третий день все ползет вверх по стебельку; просто голова кружится, как поглядишь!

- Ну, не ворчи на него!

- сказала улитка-мамаша.
- Он ползет осторожно.
Он, наверно, будет нам утехой, а ведь нам, старикам, больше и жить не для чего.
Только подумал ли ты, откуда нам взять ему жену?
Что, по-твоему, там, дальше, в лопухе, не найдется кого-нибудь из нашего рода?

- Черные улитки без домов есть, конечно, - сказал улитка-папаша, - но ведь это же простонародье!

Да и много они о себе думают!
Можно, впрочем, поручить это дело муравьям: они вечно шныряют взад да вперед, точно за делом, и, уж верно, знают, где надо искать жену для нашего сынка.

- Знаем, знаем одну красавицу из красавиц!

- сказали муравьи.
- Только, навряд ли она подойдет вам - она ведь королева!

- Это не беда!
- сказали старики.
- А есть ли у нее дом?

- Даже дворец!
- сказали муравьи.
- Чудеснейший муравейник с семьюстами ходов!

- Благодарим покорно!

- сказала улитка-мамаша.
- Сыну нашему не с чего лезть в муравейник!
Если у вас нет на примете никого получше, то мы поручим дело комарам: они летают и в дождь и в солнышко и знают лопушиный лес вдоль и поперек.

- У нас есть невеста для вашего сына!

- сказали комары.
- Шагах в ста отсюда на кустике крыжовника сидит в своем домике одна маленькая улитка.
Она живет одна-одинешенька и как раз в таком возрасте, что может выйти замуж.
Всего в ста человеческих шагах отсюда!

- Так пусть она явится к нему!

- сказали старики.
- У него целый лопушиный лес, а у нее всего-навсего один кустик!

За улиткой-невестой послали.
Она отправилась в путь и благополучно добралась до лопухов на восьмой день путешествия.

Вот что значит чистота породы.

Отпраздновали свадьбу.
Шесть светляков светили изо всех сил; вообще же свадьба была очень тихая: старики не любили шума.
Зато улитка-мамаша сказала чудеснейшую речь.

Папаша не мог, он был так растроган!
И вот старики отдали молодым во владение весь лопушиный лес, сказав при этом, как они и всю жизнь свою говорили, что лучше этого леса нет ничего на свете и что, если молодые будут честно и благородно жить и плодиться, то когда-нибудь им или их детям доведется попасть в усадьбу: там их сварят дочерна и положат на серебряное блюдо!

Затем старики вползли в свои домики и больше уже не показывались, - они заснули.

А молодые улитки стали царствовать в лесу и оставили после себя большое потомство.

Попасть же в усадьбу и лежать на серебряном блюде им так и не удалось!
Поэтому они решили, что усадьба совсем разрушилась, а все люди на свете повымерли.
Никто им не противоречил, - значит, так оно и было.

И вот дождь барабанил по лопуху, чтобы позабавить улиток, а солнце сияло, чтобы зеленел их лопух, и они были счастливы, счастливы!
И вся их семья была счастлива, - так-то!