Русская Сказка
В некотором царстве, в некотором государстве был купец.
Жена у него умерла, и остался он жить один с сыном Иваном.
К этому сыну приставил он дядьку, а сам через некоторое время женился на другой женщине.
Так как Иван-купеческий сын был взослый и больно хорош собою, то мачеха взяла, да и влюбилась в него.
Однажды Иван-купеческий сын отправился на плоту по морю охотничать с дядькою.
Вдруг увидели они, что плывут к ним тридцать кораблей.
На тех кораблях были царь-девица с тридцатью другими девицами, своими назваными сестрицами.
Когда плот поравнялся с кораблями, тотчас все тридцать кораблей стали на якоря, Ивана-купеческого сына вместе с дядькой позвали на самый лучший корабль.
Там их встретила царь-девица с тридцатью девицами, назваными сестрицами, и сказала купеческому сыну, что крепко полюбила его и приехала с ним повидаться и посвататься.
Тут они и обручились.
Царь-девица наказала Ивану-купеческому сыну, чтобы завтра в то же самое время приезжал он на это же место, распростилась с ним и уплыла на корабле.
А Иван-купеческий сын воротился домой, поужинал и лег спать.
Мачеха завела его дядьку в свою комнату, напоила пьяным и стала спрашивать: не было ли у них чего на охоте?
Дядька ей все и рассказал.
Она, выслушав, дала ему булавку и сказала:
– Завтра, как станут подплывать к вам корабли, воткни эту булавку в одежу Ивана-купеческого сына.
Дядька обещался исполнить ее приказ.
Вот наутро встал Иван-купеческий сын и отправился на охоту.
Увидал дядька плывущие вдали корабли, тотчас взял и воткнул в его одежу булавочку.
– Ах, как я спать хочу!
– сказал купеческий сын.
– Послушай, дядька, я покуда лягу да сосну, а как подплывут корабли, в то время, пожалуйста, разбуди меня.
– Хорошо!
Отчего не разбудить?
Вот подплыли к ним корабли и остановились на якорях.
Царь-девица послала за Иваном-купеческим сыном, чтоб скорее к ней пожаловал.
Но он крепко-крепко спал вто время.
Начали его будить, тревожить, толкать, но что ни делали – не смогли разбудить; так и оставили.
Царь-девица наказала дядьке, чтобы Иван-купеческий сын назавтра опять сюда же приезжал, и велела подымать якоря и паруса ставить.
Только отплыли корабли, дядька выдернул булавочку, и Иван-купеческий сын проснулся, вскочил и стал кричать, чтоб царь-девица назад воротилась.
Да нет, уж она далеко, не слышит.
Приехал он домой печальный, кручинный.
Мачеха привела дядьку в свою комнату, напоила допьяна, повыспросила все, что было, и приказала завтра опять воткнуть булавочку.
На другой день Иван-купеческий сын снова поехал на то место, опять проспал все время и не видал царь-девицы.
И так же приказала она побывать ему еще один раз.
На другой день собрался он с дядькою на то место.
Только стали подъезжать и старому месту - увидали: корабли вдали плывут, дядька тотчас воткнул булавочку, и Иван-купеческий сын снова заснул крепким сном.
Корабли приплыли, остановились на якорях.
Царь-девица послала за своим нареченным женихом, чтобы к ней на корабль пожаловал.
Начали его будить всячески, но что ни делали – не смогли разбудить.
Царь-девица догадалась о хитрости мачехиной, да измене дядькиной и написала к Ивану-купеческому сыну, чтобы он дядьке голову отрубил, а если и правда любит свою невесту, то искал бы ее теперь за тридевять земель, в тридевятом царстве.
Только распустили корабли паруса и поплыли в широкое море, дядька выдернул из одежды Ивана-купеческого сына булавочку, и он проснулся.
Увидел он, что корабли уплывают, начал громко кричать да звать царь-девицу.
Да бесполезно - она была далеко и ничего не слыхала.
Дядька подал ему письмо от царь-девицы.
Прочитал его Иван-купеческий сын, выхватил свою саблю острую и срубил злому дядьке голову, а сам пристал поскорее к берегу, пошел домой, распрощался с отцом и отправился в путь-дорогу искать тридесятое царство.
Шел он куда глаза глядят долго ли, коротко ли.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Приходит к избушке.
Видит, стоит в чистом поле избушка, на курьих голяшках повертывается.
Зашел он в избушку, а там баба-яга – костяная нога.
– Фу-фу!
– говорит.
– Русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне сам пришел.
Волей али неволей, добрый молодец?
– Сколько волею, а вдвое неволею!
Не знаешь ли, баба-яга, тридесятого царства?
– Нет, не ведаю!
– сказала баба-яга и велела ему идти к своей середней сестре.
Иван-купеческий сын поблагодарил ее и отправился дальше.
Шел-шел, близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли, приходит к такой же избушке, Зашел в нее – и тут баба-яга.
– Фу-фу!
– говорит.
– Русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне сам пришел.
Волей али неволей, добрый молодец?
– Сколько волею, а вдвое неволею!
Не знаешь ли, где тридесятое царство?
– Нет, не знаю!
– отвечала баба-яга и велела ему зайти к своей младшей сестре.
– Только запомни: коли она на тебя рассердится да захочет съесть тебя, ты возьми у ней три трубы и поиграй на них.
В первую трубу негромко играй, в другую погромче, а в третью еще громче.
Иван-купеческий сын поблагодарил бабу-ягу и отправился дальше.
Шел-шел, долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, наконец, увидал избушку – стоит в чистом поле, на курьих голяшках повертывается.
Зашел он в нее – и тут баба-яга.
– Фу-фу!
Русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне сам пришел!
– сказала баба-яга и побежала зубы точить, чтобы съесть незваного гостя.
Иван-купеческий сын взял у нее три трубы: в первую негромко играл, в другую погромче, а в третью еще громче.
Вдруг налетели со всех сторон всякие птицы.
Прилетела и жар-птица.
– Садись скорей на меня, – сказала жар-птица, – и полетим, куда тебе надобно.
А то баба-яга съест тебя!
Только успел Иван-купеческий сын на нее сесть, как прибежала баба-яга, схватила жар-птицу за хвост да и выдернула немало перьев.
Но жар-птица вырвалась и полетела с Иваном-купеческим сыном.
Долгое время неслась она по поднебесью и прилетела, наконец, к широкому морю.
– Ну, Иван-купеческий сын, тридесятое царство за этим морем лежит.
Перенести тебя на ту сторону я не в силах.
Добирайся туда как сам знаешь!
Иван-купеческий сын слез с жар-птицы, поблагодарил и пошел по берегу.
Шел-шел – смотрит - стоит избушка.
Зашел Иван в нее и видит старуху.
Напоила она, накормила его и стала спрашивать: куда идет, зачем странствует?
Рассказал он ей, что идет в тридесятое царство, ищет царь-девицу, свою суженую.
– Ах! – сказала старушка.
– Уж она тебя и не любит больше.
Если ты попадешься ей на глаза – царь-девица разорвет тебя.
Любовь ее теперь далеко запрятана!
– Как же достать ее?
– Подожди немножко!
У царь-девицы живет дочь моя и сегодня обещалась побывать у меня в гостях.
Вот разве через нее как нибудь узнаем.
Тут старуха превратила Ивана-купеческого сына в булавку и воткнула в стену.
Ввечеру прилетела ее дочь.
Мать стала спрашивать: не знает ли она, где любовь царь-девицы запрятана?
– Не знаю, – отозвалась дочь и обещала допытаться про то у самой царь-девицы.
На другой день она опять прилетела и сказала матери:
– На той стороне океана моря стоит дуб, на дубу сундук, в сундуке заяц, в зайце утка, в утке яйцо, а в яйце любовь царь-девицы!
Иван-купеческий сын взял хлеба и отправился на сказанное место.
Нашел дуб, снял с него сундук, из него вынул зайца, из зайца утку, из утки яйцо и воротился с яичком к старухе.
Настали скоро именины старухины.
Позвала она к себе в гости царь-девицу с тридцатью ее подругами, ее назваными сестрицами.
Испекла она это яичко, а Ивана-купеческого сына срядила по-праздничному и спрятала.
Вот в полдень прилетают царь-девица и тридцать ее сестриц.
Сели они за стол, стали обедать.
После обеда положила старушка всем по простому яичку, а царь-девице - то самое, что Иван-купеческий сын добыл.
Она съела его и в ту ж минуту снова крепко-крепко полюбила Ивана-купеческого сына.
Старуха тотчас его его и вывела!
Сколько тут было радости да веселья!
Уехала царь-девица вместе с женихом – купеческим сыном в свое царство.
Обвенчались они и стали жить-поживать да добра наживать.