Магия чисел   

История царя Омара-аль-Немана и двух его удивительных сыновей, Шаркана и Даул-Макана




Из сказок "Тысяча и одна ночь" по изданию Ж.-Ш.Мардрюса.(1903г., Петербург)

ИШахразада сказала царю Шахрияру:
— Рассказывали мне, о царь благословенный, что был в Багдаде царь, который назывался Омар-аль-Неман.

Он был грозен в своём могуществе и подчинил себе всех возможных царей.
И был он так горяч, что никто не мог соперничать с ним в борьбе и в беге, и, когда он входил в ярость, из ноздрей его вылетало пламя.

Он покорил себе все страны, и победоносные войска его проникали в самые отдалённые земли.
Власть его простиралась на восток и на запад, и он рассылал гонцов своих до самых крайних пределов земли, чтобы оповещать повсюду о том, что происходило в его империи, и, возвращаясь назад, гонцы докладывали, что властители земли почтительно признают верховенство его.

Он простирал над ними покров своего великодушия и заливал их волнами щедрости своей; он воцарил между ними мир и тихое согласие, ибо воистину велик он был и возвышен душою.
И отовсюду притекали к престолу его дары и приношения, а также постоянная дань из разных стран и со всех концов земли.

И был у царя Омара-аль-Немана сын по имени Шаркан.
И он превосходил храбростью своею самых храбрых героев и поражал их, выходя на бой, и бесподобно владел копьём, мечом и луком.
И отец любил его безмерно и назначил его преемником престола.

И достигнув двадцатилетнего возраста, он уже взял приступом немало крепостей, и покорил немало стран, и прославил имя своё по лицу всей земли.
Но у царя Омара не было других детей кроме Шаркана.

И хотя он имел четыре законных жены; но только одна из них дала ему сына, а три другие остались бесплодными.
Кроме жён царь Омар имел триста шестьдесят наложниц; и каждая из них была иного племени.

И все они жили в двенадцати зданиях - по числу месяцев года; и здания эти опоясывали собою дворец; и в каждом было по тридцати наложниц; и каждая в своём отдельном помещении.
И царь Омар проводил с каждою из них одну ночь в году и не видел её более до следующего года.

И так поступал он всегда в течение очень долгого времени,
недаром славился он своим мужественным характером.
И вот однажды, по произволению Повелителя всех тварей, одна из наложниц понесла; и весть эта дошла до царя, который радостно воскликнул:
— Да будет угодно Аллаху, чтобы все потомство моё состояло лишь из детей мужского пола!

Потом он приказал занести в книгу летописей тот день, когда забеременела наложница его, и начал осыпать её милостями своими.
Между тем, Шаркан...
Но в этот момент своего повествования Шахразада увидела, что приближается утро, и отложила рассказ свой до следующего дня.

А когда наступила сорок пятая ночь, она сказала: М ежду тем царский сын также узнал о беременности наложницы и сильно опечалился потому, что новорожденный мог сделаться его соперником в наследовании престола; и решил он в своей душе непременно погубить ребёнка наложницы в случае, если он окажется мальчиком.

Вот такие мысли были у Шаркана!
Что же касается самой наложницы, то это была молодая рабыня-гречанка по имени Сафия (прозрачная, чистая, как вода).
Она была прислана в дар царю Омару греческим царём Кайссарии, вместе с множеством других роскошных подарков.

Из всех молодых рабынь дворца она была, несомненно, самая красивая лицом, самая красивая и самая тонкая в талии и самая пышная в бёдрах.
При этом она была одарена редким умом, и в течение ночей, которые царь Омар проводил теперь с нею, она нашептывала ему нежнейшие и проникновенные слова, которые очаровывали его чувства и льстили его гордости.

И так продолжалось до тех пор, пока не истёк срок её беременности.
Тогда она села в кресло и отдалась родовым мукам, и стала горячо молиться Аллаху, и Аллах, без сомнения, услышал её.
А царь Омар, между тем, поручил евнуху немедленно доложить ему о рождении ребёнка, и о том, какого он будет пола, а Шаркан, со своей стороны, возложил такое же поручение на другого евнуха.

Едва Сафия разрешилась от бремени и повивальные бабки приняли ребёнка, как они возвестили всем присутствующим:
— Это девочка!
И лицо её прекраснее луны!
Тогда евнух царя поспешил довести об этом до сведения своего господина; а евнух Шаркана - своего.

Но едва только евнухи удалились, как Сафия сказала повивальным бабкам:
— О постойте!
Я чувствую во внутренностях моих ещё что-то!
И снова охватили её родовые муки, и снова она стала кричать; и с помощью Аллаха она родила второго ребёнка, и это был мальчик, прекрасный, как полная луна, со лбом, блиставшим белизною, и с цветущими розовыми щёчками.

Тогда все присутствовавшие рабыни и прислужницы предались ликованию и наполнили дворец криками радости, так что остальные наложницы, поняв, в чём дело, готовы были зачахнуть от зависти.
Что же касается царя Омара, то едва он узнал новость, как возблагодарил Аллаха, и побежал в покои Сафии, и взял её голову в руки, и поцеловал её в лоб.

Затем он склонился над новорожденными и поцеловал их.
И царь назвал новорожденного Даул-Макан (свет этого места), а девочку - Нозату-Заман (очарование своего времени).
Затем царь избрал кормилиц и нянек для двух младенцев, а также рабынь и прислужниц; потом он приказал одарить всех живущих во дворце.

А когда жители Багдада узнали новость об этом двойном рождении, они разукрасили город свой и осветили его цветными огнями.
И в течение четырёх лет царь не пропускал ни одного дня без того, чтобы не узнавать о здоровье Сафии и её детей; при этом он послал Сафии бесчисленное множество разных драгоценных украшений, платьев, шёлковых тканей, золота, серебра и всевозможных чудесных вещей.


 Между тем Шаркан продолжал воевать и сражаться, брать города и прославлять своё имя в битвах, и не ведал он о том, что делалось дома, потому что узнал от евнуха только о рождении сестры своей.

И вот однажды, когда царь Омар восседал на своём престоле, в залу вошли придворные и, облобызав землю между рук его, сказали:
— О царь!
Посланники от царя Афридония, властителя Рума и Константинии, просят разрешить им повергнуть к стопам твоим их почтительные чувства.

И царь принял их благосклонно, и посланники, облобызав землю перед ним, сказали:
— О великий и всеми чтимый царь!
Мы посланы к тебе царём Афридонием, престол которого находится в Константинии.

Он собирается пойти войною против тирана, царя Гардобия, властителя Кайссарии.
Причина же этой войны состоит в следующем: глава одного из арабских племен нашёл во вновь завоеванной стране клад древних времен.

Он заключал в себе несметные богатства, и между прочими сокровищами в нём нашлись три округленные и белые геммы величиною со страусовое яйцо.
А известно было, что геммы эти заключают в себе чудесные свойства и в том числе - способность предохранять от лихорадок и горячек.

Особенно чувствительны к этим их свойствам были новорожденные.
И когда арабский начальник узнал об удивительных свойствах этих гемм, он решил немедленно послать их в дар царю Афридонию вместе с большею частью найденного им редкостного клада.


 Тогда снарядил он два корабля, из которых один должен был везти сокровища, а на другом должны были ехать люди, охраняющие их от нападения воров и неприятелей.

И корабли отплыли, держа путь в нашу сторону.
Но в гавани неподалеку от нашей страны на них напали солдаты вассала нашего, царя Гардобия.
Они овладели кораблями, перебили всех людей и отняли все сокровища и между ними три чудесные геммы.

Когда это дошло до нашего царя, он немедленно выслал против Гардобия отряд своего войска; но он был уничтожен; а вслед за ним и второй отряд.
Тогда царь наш разгневался и поклялся, что встанет во главе всех войск своих и не вернётся, пока не разгромит все царство Гардобия и не сравняет с землею все его крепости.

И теперь, о великий султан, мы приехали, чтобы просить о твоей могущественной поддержке.
И царь наш вручил нам дары всевозможных видов, которые он просит тебя принять милостиво и благосклонно, как это подобает твоему великому сердцу!..


 Но в этот момент Шахразада увидела, что занимается свет утренней зари, и умолкла.
А когда наступила сорок шестая ночь, она сказала: И царь Омар принял дары не без удовольствия и велел оказать посланным все подобающие им почести.

Затем он собрал своих визирей, и один из них, всеми уважаемый и любимый почтенный старец Дандан, сказал:
— Правда, о великий султан, что царь Афридоний христианин и не верит в закон Аллаха, и тот, против которого он просит нашей помощи, тоже неверный.

Поэтому дела их не должны были бы интересовать правоверных!
Однако я советую оказать поддержку Афридонию и послать ему войско, над которым ты поставил бы сына своего Шаркана.
Помогая царю Афридонию победить его врага, ты извлечешь из этого несравненные выгоды, и все будут смотреть на тебя, как на истинного победителя.

И подвиг этот станет известен во всех странах, и слух о нём дойдёт до запада.
И тогда западные цари будут искать твоей дружбы и направят к тебе многочисленных посланцев с всевозможными подношениями и необыкновенными подарками.


 Выслушав визиря Дандана, султан Омар нашёл, что совет этот заслуживает всяческого одобрения, и сказал:
— Ты словно создан для того, чтобы быть вдохновением царей!

А потому тебя нужно поставить в авангарде, а Шаркан будет командовать только арьергардом.
Затем царь Омар призвал своего сына, рассказал, что говорили посланные и что предложил визирь Дандан, и приказал ему готовиться к отъезду.

И Шаркан, почтительно выслушав отца своего, избрал из солдат десять тысяч великолепных всадников, которых он щедро осыпал золотом и богатствами; и он сказал им:
— Теперь я вам даю три дня отдыха и свободы!

И десять тысяч всадников облобызали землю в знак послушания, и пошли отдохнуть, и снарядиться в дорогу.
А Шаркан пошёл в оружейную и выбрал себе прекрасное оружие с золотою насечкою и надписями по слоновой кости и черному дереву.

Затем он направился к дворцовым конюшням, где были собраны прекраснейшие лошади Аравии, и каждая имела свою родословную в висевшем на шее кожаном расшитом золотом мешочке.
И Шаркан взял себе караковую лошадь с лоснящеюся шерстью, с широкими копытами, с великолепным высоко приподнятым хвостом и тонкими, как у газели, ушами.


 И через три дня солдаты собрались в полном порядке за городом; и царь Омар также вышел, чтобы проститься с сыном своим Шарканом.
И он подарил ему при расставании семь сундуков, доверху наполненных деньгами, и приказал ему во всём советоваться с мудрым Данданом; и Шаркан обещал все исполнить.

Тогда царь обратился к визирю Дандану и поручил его вниманию сына своего Шаркана.
А визирь облобызал землю перед ним и ответил:
— Слушаю и повинуюсь!
Затем Шаркан вскочил на свою лошадь и велел пройти мимо царя главным начальникам и всему своему десятитысячному войску.

Потом он поцеловал руку царю Омару, и все двинулись среди грохота военных барабанов и звуков флейт и рожков.
А над ними поднимались военные значки и развевались по ветру знамена.
А посланники царя Афридония служили проводниками.


 И так войска шли двадцать дней, останавливаясь по ночам для отдыха.
И пришли они в поросшую лесом долину, полную журчащей воды.
И Шаркан приказал разбить лагерь и объявил трёхдневный отдых.

И всадники спешились и разбили палатки, и визирь Дандан приказал поставить свою палатку в самой середине долины, и тут же рядом находились палатки посланных царя Афридония.
А Шаркан приказал страже своей оставить его одного и затем, бросив поводья, он пустил вольным шагом своего скакуна, желая самолично обследовать всю долину.

И так продолжал он объезжать долину, пока не истекла четверть ночи.
Тогда сон тяжело пал на веки его, но так как он имел привычку спать, не сходя с лошади, то он пустил свою лошадь шагом и заснул.

Лошадь шла до самой полуночи, и вдруг остановилась посреди лесной глуши, и сильно ударила копытом.
Шаркан проснулся и увидел себя в лесу, который был освещён лунным сиянием.
И прямо напротив него луна серебрила лесную прогалину; и так прекрасна была эта прогалина, что казалось, такие места могут быть только в раю.

И Шаркан услышал, как бы поблизости, дивно прекрасный голос и Смех.

И какой смех!
Слыша его, смертный мог потерять голову от нежного сладострастия и желания испить его на смеющихся губах, а потом умереть.

 Тогда Шаркан соскочил с лошади и пошёл между деревьями, разыскивая, откуда шли голоса; и вышел на берег реки с весело бегущей и поющей водою.

Шаркан осмотрелся и увидел, что на противоположном берегу поднимаются освещённые луною стены белого монастыря с высокой, смотрящей в небо башнею.

 И подножие этого монастыря купалось в свежих водах реки; а напротив расстилался луг, на котором сидели десять женщин, окружавших одиннадцатую.

И эти десять женщин, подобные лунам, одеты были в лёгкие, широкие и мягкие одежды.
Что же касается женщины, которую окружали десять белых молодых рабынь, то она была как луна в самое полнолуние.

Брови её были изогнуты прекрасными дугами, лоб подобен первому свету утра, веки обрамлены бархатистыми изогнутыми ресницами, а волосы на висках завивались очаровательными завитками; и вся она была само совершенство, как описывается в следующих стихах поэта:

Она идёт! Взгляни на эти щёчки,
На розы их! Я знаю всю их нежность,
И всю их свежесть дивную я знаю!
Взгляни, как мягко чёрный локон вьётся
Над белизною гордого чела!


 Её-то голос и слышал Шаркан.

И теперь, не переставая смеяться, она говорила по-арабски окружавшим её молодым рабыням:
— Ну-ка, кто из вас хочет побороться со мной?
Пусть те, которые хотят, встанут!
Тогда одна из молодых девушек поднялась и попробовала бороться со своей госпожой, но была сейчас же опрокинута на землю; то же самое повторилось и с другою, и с третьей, и со всеми.

Но тут из лесу внезапно появилась старуха, которая, обращаясь к юной победительнице, сказала:
— Неужели ты думаешь, что это торжество - повалить на землю бессильных молодых девушек?
Если ты в самом деле умеешь бороться, потягайся со мною!

Я стара, но могу ещё одолеть тебя!
Тогда молодая победительница, хотя и сильно разгневанная, сдержалась, улыбнулась и сказала старухе:
— О госпожа моя, ради Мессии, неужели ты в самом деле хочешь бороться со мной, или ты только пошутила?

И старуха отвечала:
— Я говорю серьёзно!...
На этом моменте своего повествования Шахразада заметила, что уже близок рассвет, и скромно умолкла.
А когда наступила сорок седьмая ночь, она сказала: О царь благословенный, говорили мне, что старуха сказала:
— Я говорю серьезно!

Тогда прекрасная победительница вскочила и бросилась к старухе, которая при этом чуть не задохнулась от злобы, так что все волосы её поднялись на теле, как иглы ежа.
И старуха сказала:
— Клянусь Мессией!

Мы будем бороться не иначе, как совершенно раздевшись!
И она скинула все свои платья и развязала шальвары, и обвязала только платок вокруг талии, представ во всём своём ужасном безобразии, похожая на змею с чёрными и белыми пятнами.

Затем она обернулась к молодой женщине и сказала:
— Чего ты ждёшь!
Сделай то же, что и я.
Тогда молодая женщина стала снимать одну за другой свои одежды и, наконец, сбросила и свои шальвары из чистейшего шёлка.

И тогда открылись во всей прелести своей, словно выточенные из мрамора, бёдра её.
И обе женщины бросились друг на друга и сплелись руками.

 А Шаркан смотрел на безобразие старухи и на прелестную молодую женщину с её стройными членами.

И, подняв голову к небу, он стал молить Аллаха, чтобы Он даровал молодой женщине победу над старухой.
И вот молодая женщина, схватив левой рукой старуху за горло, правую свою руку продела между её ног и подняла её на воздух, и бросила к своим ногам на землю, и ноги старухи открыли все смешные и безобразные подробности её морщинистого тела.

И всю эту сцену освещала луна!
Тогда Шаркан начал так смеяться, что опрокинулся навзничь.
Но он сейчас же поднялся и сказал себе: «Я вижу, что эта старуха - христианка так же, как и молодая победительница».

Затем он приблизился к месту борьбы и увидел, что молодая женщина набросила на обнажённую старуху покрывало из тонкого шёлку и помогала ей одеваться, говоря:
— О госпожа моя, прости, ибо я боролась с тобою по твоей собственной просьбе; и если ты упала, то потому, что выскользнула из моих рук, но, слава Аллаху, ты ведь ничего не повредила себе?

Но старуха ничего не ответила и быстро скрылась в монастыре.

 И на лугу осталась только группа из десяти молодых девушек, окружавших свою юную госпожу.

И Шаркан сказал в душе своей:
«Мне было предначертано заснуть на лошади и проснуться в этих местах, и это послужит к благу моему.
Ибо я надеюсь, что эта соблазнительная молодая женщина, со столь совершенными мускулами, и её столь же обольстительные подруги не откажутся удовлетворить огонь желания моего!» И он вскочил на лошадь и пустил её вскачь по направлению к лугу, и лошадь помчалась, как стрела, пущенная из лука мощной рукой.

Увидев это, молодая женщина вскочила, подбежала к берегу реки и одним ловким прыжком перескочила её.
И стоя на другом берегу, она закричала своим высоким голосом:
— Кто ты такой, что не боишься заносить на нас саблю свою, как настоящий солдат между солдатами!

Откуда ты и куда едешь?
И будь правдив в словах своих, ибо ты находишься в таком месте, откуда тебе трудно будет выбраться целым и невредимым.
Стоит мне крикнуть, и сейчас же прибегут четыре тысячи христианских воинов!

Скажи, чего ты хочешь, а если ты заблудился в лесу, мы укажем тебе дорогу.
Говори!

 В ответ Шаркан сказал:
— Я чужестранец и мусульманин.

И я разыскиваю себе какое-нибудь молодое тело, которое могло бы утолить огонь моего желания в эту ночь!
А тут я вижу десять молодых рабынь, которые пришлись бы мне весьма по вкусу и которых я бы мог вполне удовлетворить со своей стороны!

Тогда молодая женщина сказала:
— Дерзкий солдат!
Знай, что эта добыча, о которой ты говоришь, совсем не для тебя!
И я должна была бы кликнуть воинов и велеть им схватить тебя!
Но я сочувствую судьбе чужестранцев, особенно если они так молоды и привлекательны, как ты.

Ты говоришь о добыче для твоих желаний...
хорошо!
Я согласна, но с тем условием, что ты выйдешь на борьбу со мной.
Если тебе удастся побороть меня, то и я, и все эти молодые девушки будут твоими.
Но если ты окажешься побеждённым, то ты сделаешься моим рабом!

А Шаркан подумал про себя: «Неужели она не понимает, насколько я силён и сколь неравною будет борьба её со мной?» Затем он сказал:
— Я обещаю, что не прикоснусь к своему оружию и буду бороться тем способом, какой ты сама назначишь.

Если я окажусь побеждённым, то у меня достаточно денег, чтобы уплатить мой выкуп; но если я поборю тебя, я овладею тобой.
Тогда молодая девушка разбежалась и перескочила через реку на берег, где находилась лужайка.

И, заливаясь смехом, она сказала Шаркану:
— Уезжай лучше!
Ибо утро уже близко, и скоро сюда придут воины и схватят тебя.
А разве сможешь ты им противиться, если каждая из рабынь моих могла бы побороть тебя?

С этими словами, молодая женщина хотела удалиться к монастырю, не вступая в борьбу.

 Тогда изумлённый Шаркан решился остановить молодую женщину и сказал ей:
— О госпожа моя, откажись, если хочешь, от борьбы со мной, но ради Аллаха не оставляй меня здесь одного, ибо я чужестранец и человек с сердцем!

Тогда она улыбнулась и сказала:
— Чего же ты хочешь, чужестранец?
Говори, и желание твоё будет исполнено!
И он ответил:
— Могу ли я удалиться отсюда, не изведав твоего гостеприимства?!

Посмотри, я стал рабом среди рабов твоих!
Она ответила, подкрепляя слова свои улыбкой:
— Ты прав, о чужестранец, одно только черствое сердце может отказать в гостеприимстве!
И потому я уделю тебе место в голове и глазах моих!

С этой минуты ты гость мой!
Тогда Шаркан преисполнился радости и поехал рядом с молодой женщиной.
И они прибыли к подъёмному мосту, который был перекинут через реку как раз против главных дверей монастыря.

Тут Шаркан сказал молодой женщине:
— О царица красоты, не согласишься ли ты, не входя в монастырь, поехать со мною в город мой Багдад?
Тогда ты узнаешь, кто я!
На эти слова красавица ответила:
— Так значит, ты хочешь меня похитить и отвезти к этому ужасному царю Омару, у которого есть триста шестьдесят наложниц по числу дней года!

И в течение одной ночи в году я буду удовлетворять желания его, чтобы оказаться затем брошенной!
Эти нравы подходят только для мусульман!
Если бы ты был сам Шаркан, сын царя Омара, войска которого находятся на нашей земле, то и тогда я не стала бы слушать тебя!

О если бы я только могла, я пошла бы в лагерь их, чтобы собственной рукой убить Шаркана, ибо он наш враг.
А теперь пойдём со мной, о чужестранец!
На этом месте своего повествования Шахразада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила сорок восьмая ночь, она сказала: