Призывая Аллаха, я прицелился и пустил стрелу.
Когда же я убедился, что змея издохла, я отрезал ей ножом голову, распорол ей живот и вынул её сердце.
И когда я отнёс то и другое бедуину, он набрал сухой травы и мелких сучьев.
Сложив из них кучу, он вынул из-за пазухи алмаз и повернул его к солнцу.
От алмаза упал яркий луч света, и костёр из хвороста загорелся.
Тогда бедуин вынул из-под платья железный горшок и сосуд из цельного рубина с какой-то красной жидкостью.
И он сказал мне:
— Это кровь Феникса!
Он вылил её в железный горшок и положил туда сердце и мозг рогатой змеи.
И он поставил горшок на огонь и, развернув свиток, прочитал какие-то слова, недоступные моему пониманию.
Потом он погрузил конец своего пояса в кровь Феникса, смешанную с мозгом и сердцем змеи, и приказал мне натереть ему этим его обнажённую спину.
И по мере того, как я растирал его, кожа на спине и плечах его стала вздуваться и лопнула.
Из неё медленно выступили крылья, которые у меня на глазах скоро спустились до земли.
Бедуин взмахнул и взвился в воздух.
А я призвал на помощь все свои силы и мужество и крепко уцепился за его пояс.
И мы вместе взлетели в область облаков.
Не могу сказать точно, сколько времени длилось наше воздушное путешествие, но вскоре оказались мы над необъятной равниной, которая заканчивалась вдали, на горизонте, стеной из голубого хрусталя.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила семьсот семьдесят вторая ночь, она сказала:
осреди этой равнины возвышался город, и бедуин стал тихо опускаться к нему, и мы стали на землю как раз у самых его стен.
Они были выстроены из золотых кирпичей, чередовавшихся с кирпичами серебряными, и имели восемь ворот, подобных вратам Рая!
Первые были из рубина, вторые из изумруда, третьи из агата, четвёртые из коралла, пятые из яшмы, шестые из серебра и седьмые из золота.
И мы вошли в город через золотые ворота и подошли к дворцу, окружённому волшебным садом, почва которого была орошаема тремя реками: чистого вина, розовой воды и мёда.
Посреди сада возвышалась беседка; в ней стоял трон из червонного золота, украшенный рубинами и жемчугом.
А на троне стояла маленькая золотая шкатулочка.
Бедуин открыл её и, увидав в ней какой-то красный порошок, воскликнул:
— Вот она, красная сера!
Она - источник всех богатств земли.
Одной её крошки достаточно, чтобы превратить в золото самые презренные металлы!
Я же, не будучи убеждён в свойствах этой красной серы, предпочёл на всякий случай набрать самоцветных камней и жемчуга.
Но бедуин крикнул мне:
— Горе тебе, человек с грубым умом!
Разве не знаешь ты, что если бы мы похитили хоть один камешек из этого дворца, то были бы поражены смертью?
Тогда я с большим сожалением опорожнил свои карманы и последовал за бедуином.
Когда же мы дошли до стены из голубого хрусталя, город уже исчез.
И мы перешли через ртутный поток и нашли наших верблюдиц, щипавших траву.
Я подтянул подпруги, каждый сел на свою верблюдицу, и бедуин сказал мне:
— Теперь мы возвратимся в Египет!
И я воздел руки к небу, благодаря Аллаха за эту добрую весть.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила семьсот семьдесят третья ночь, она сказала:
о золотой ключ, а также и серебряный, по-прежнему хранились в моём поясе, и я не знал, что это были ключи бедствий и страданий.
И потому-то в продолжение всего путешествия, до приезда нашего в Каир, я претерпел немало всяких бед и лишений и испытал много страданий.
И когда прибыли мы в Каир, я поспешил к себе домой.
Но никто не встретил меня.
А один из соседей открыл дверь свою и сказал:
— О Гассан-Абдаллах!
Все умерли в доме твоём!
И я, задыхаясь от слёз и рыданий, долго осыпал бедуина всякими ругательствами, называя его виновником всех моих злоключений.
А он, не изменяя спокойствию своему, взял меня за руку и увлёк прочь из дома моего.
И он привёл меня в великолепный дворец на берегу Нила и принудил меня поселиться там вместе с ним.
И он научил меня читать по книгам алхимиков и разбирать каббалистические рукописи.
И он часто приказывал мне принести пуды свинца, которые тут же плавил и, бросая в расплав немножко красной серы, превращал его в чистейшее золото.
Но посреди этих сокровищ и окружённый ликованиями и празднествами, которые ежедневно устраивал господин мой, я чувствовал тело моё удручённым болезнями и душу несчастной.
Что же до бедуина, то дни его протекали среди удовольствий и наслаждений, и ночи его были предвкушением радостей Рая.
И он жил неподалёку от меня, в покоях, обтянутых шёлковыми, затканными золотом тканями, и освещённых мягким светом, подобным свету луны.
И его дворец находился среди рощ померанцевых и лимонных деревьев, к которым примешивались также жасмины и розы.
И там принимал он каждую ночь всё новых и новых гостей, которым оказывал великолепный приём.
И все звали его не иначе, как Великолепный Эмир.
И вот однажды бедуин, который часто навещал меня в моих покоях, где страдания мои принуждали меня жить уединённо, явился ко мне, приведя с собою молодую девушку.
Лицо его было освещено удовольствием, а вдохновенные глаза блистали необычайным огнём.
И он сел подле меня и, посадив молодую девушку к себе на колени, сказал:
— Ты ещё не слыхал моего голоса, послушай.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила семьсот семьдесят четвёртая ночь, она сказала:
