днажды ночью на халифа Гарун-аль-Рашида напала бессонница.
И поутру полный душевной тревоги халиф велел позвать к себе визиря своего Джафара.
И оба они облачились в одежды чужеземных купцов и вышли через потайную калитку дворцового сада на улицу, сели в первую попавшуюся лодку, переправились через реку у моста, соединяющего обе половины города Багдада, встретили слепого шейха, который попросил у них милостыни.
И халиф положил ему в руку динарий.
Но вдруг нищий схватил его руку и сказал:
— О добрый человек!
Кто бы ты ни был, именем Аллаха не откажись исполнить просьбу мою: дай мне пощёчину, ибо я вполне заслужил её!
Если бы только ты знал, в чём дело, ты, наверное, согласился, что я заслуживаю и не такого наказания.
Тут Шахразада увидела, что приближается утро, и умолкла.
А когда наступила восемьсот шестьдесят четвёртая ночь, она сказала:
огда халиф слегка ударил нищего и, отойдя от него, сказал Джафару:
— Мне хотелось бы знать, в чём тут дело.
Прикажи ему явиться ко мне во дворец во время послеполуденной молитвы.
И Джафар, вернувшись к нищему, подал ему милостыню, ударил его по лицу и сообщил ему приказание халифа.
Потом халиф и визирь увидели на площади красивого статного юношу, который жестоко пришпоривал и бил плетью свою лошадь так, что несчастное животное обливалось потом и кровью.
Увидав это, халиф возмутился этой жестокостью и приказал визирю своему сказать юноше, чтобы на следующий день, в тот же час, когда было велено явиться нищему, и он пришёл к нему во дворец.
Затем по дороге ко дворцу халиф увидел вновь отстроенный дом.
И соседи сказали, что он принадлежит канатному торговцу Хаджи Гасану, который недавно удивительно разбогател.
Тогда владыка правоверных воскликнул:
— Я непременно хочу видеть этого Хаджи Гасана!
Пойди к нему, о мой визирь, и прикажи ему явиться ко мне во дворец в то самое время, которое я назначил двум другим!
И визирь ответил ему на это полным послушанием.
Когда эти трое продолжили свой путь через мост, они увидели, что к ним приближается пышная процессия, по своему великолепию достойная царей.
Впереди неё на лошадях ехали глашатаи и кричали:
— Дорогу, освободите дорогу для мужа дочери царя Китая!
Дорогу, освободите дорогу для мужа дочери царя Синда и Индии!
За глашатаими шёл породистый боевой конь, на спине которого важно восседал красивый юноша благородного вида.
Следом шли придворные слуги, которые вели богато наряженного верблюда на поводке из синего шёлка.
На его спине в паланкине из красной парчи сидели две девочки-царевны, в накидках из оранжевого шелка.
В конце процессии шли музыканты, играя индийские и китайские песни на инструментах необычной формы.
— Конечно, это более знатный чужеземец, чем те, кто обычно приходят в мою столицу, - сказал Харун своим спутникам.
— Я принимал царей, князей и самых гордых правителей земли, королей неверных из дальних стран.
Франки и люди самого дальнего Запада присылали мне послов и делегации, но я никогда не видел процессию большей пышности и красоты на наших улицах.
Следуй за ними, Масрур, и пригласи это блестящего молодого человека ко мне во дворец завтра к полудню, чтобы он представил себя передо мной.
Затем вернись и расскажи всё, что ты видел.
И вот на следующий день, как только окончился час послеполуденной молитвы, Джафар привёл к халифу всех трёх лиц, явившихся по его приказанию.
И на вопросы халифа слепой нищий сказал:
— О владыка правоверных!
Прости, что вчера я не узнал тебя!
Что же касается моего необыкновенного требования, то оно должно казаться людям весьма странным.
Но это есть лишь весьма лёгкая кара за тяжкое преступление, совершённое мною.
И ты сам убедишься в этом, о господин мой, когда я, согласно повелению твоему, поведаю тебе грех мой.
Тут Шахразада заметила, что приближается время утреннего рассвета, и умолкла.
А когда наступила восемьсот шестьдесят пятая ночь, она сказала:
ИСТОРИЯ СЛЕПОГО БАБЫ-АБДАЛЛАХА
най, о владыка мой, что меня зовут Баба-Абдаллах, и я родился в Багдаде.
Отец мой и мать моя умерли один вслед за другим, оставив мне порядочное состояние.
И я начал предпринимать торговые путешествия, питая надежду собрать в недолгий срок богатую наживу.
И однажды, расседлав верблюдов, я увидел дервиша, который сел подле меня отдохнуть.
Мы вынули дорожные припасы и принялись беседовать.
И дервиш сказал:
— Я знаю неподалёку место, в котором скрыт клад.
И я предложил ему указать это место в обмен на одного из моих восьмидесяти верблюдов.
Но дервиш, подметив мою скрытую алчность, сказал мне:
— Я покажу это место, если ты отдашь мне половину своих верблюдов, гружёных сокровищами.
И увидав, что спорить с ним бесполезно, я согласился и погнал вслед за ним всех своих верблюдов.
Пройдя небольшое расстояние, мы очутились в ущелье между двумя нависшими грядами скал, и ущелье это было так узко, что верблюды могли идти в нём лишь поодиночке, один за другим.
Но немного дальше ущелье сразу стало шире, и мы вошли без труда в долину.
И в этом диком месте не было ни одного человеческого существа, и здесь мы могли никого не опасаться.
Тогда дервиш сказал мне:
— Оставь здесь своих верблюдов и следуй за мной!
И я пошёл вслед за ним, тогда как мои верблюды становились на колени.
И когда мы немного отошли от места нашей стоянки, он вынул кремень и огниво, высек огонь и зажёг немного хворосту, взятого им с собою.
Потом он бросил в пламя горсть благоухающего ладана и начал бормотать какие-то непонятные для меня волшебные слова.
Тут Шахразада заметила наступление утра и умолкла.
А когда наступила восемьсот шестьдесят шестая ночь, она сказала:
облако дыма окутало гору, а когда он рассеялся, мы увидели приоткрытую дверь.
И мы вошли в неё и увидели неисчислимые сокровища, лежавшие целыми грудами.
Дервиш стал наполнять свои мешки драгоценными камнями, не обращая внимания на золото, и посоветовал мне делать то же самое.
А когда мы нагрузили полными мешками наших верблюдов, дервиш взял напоследок маленькую золотую баночку и положил её себе в карман.
После этого он опять бросил в огонь ладана и опять начал бормотать заклинания, и дверь закрылась, а скала приняла свой прежний вид.
И мы разделили между собою всех верблюдов, и каждый пошёл своим путём-дорогой.
Но вскоре Шайтан начал смущать меня, и, движимый жадностью, я нагнал дервиша и сказал ему:
— Ты ведь святой, далёкий от всего земного, забота о верблюдах причинит тебе много хлопот.
Не отдашь ли мне половину, чтобы освободиться от суеты и забот?
И дервиш согласился на это.
И я взял у него половину верблюдов и пошёл с ними своей дорогой.
Но вскоре я опять вернулся к нему и сказал:
— Едва ли ты будешь в состоянии заботиться об оставшихся верблюдах; прошу тебя, отдай их мне тоже.
Тут Шахразада заметила наступление утра и умолкла.
А когда наступила восемьсот шестьдесят седьмая ночь, она сказала:
