Ночное приключение халифа Гарун-аль-Рашида
огда оба друга вошли ко мне и спросили:
— Как твоё имя и как идёт твоё дело?
Я же ответил:
— Я называюсь Гасан, и я вынужден изо дня в день, с утра до вечера, крутить свои верёвки, не зная ни минуты покоя.
У меня есть жена и пятеро детей, которые ещё слишком малы, чтобы помогать мне.
И мне очень нелегко удовлетворять их самые необходимые потребности.
Тогда Саади сказал мне:
— О Гасан, если я дам тебе кошелёк с двумястами динариями, ты, наверное, сумеешь увеличить свой заработок.
Что скажешь ты на это?
И я отвечал:
— Если ты пожелаешь сделать мне такой подарок, я надеюсь сделаться богаче всех моих сотоварищей по ремеслу.
И Саади нашёл меня человеком достойным доверия.
Он вручил мне кошелёк с деньгами и сказал:
— Возьми это золото и попытайся начать с ним торговлю, и да поможет тебе Аллах!
Мы же будем рады, если когда-нибудь опять заглянем сюда и найдём тебя в блестящем положении, ибо это доставит нам величайшее удовольствие!
И я принял кошелёк с величайшей радостью.
Вернувшись домой, я вынул из него десять золотых динариев для своих нужд, а потом опять завязал кошелёк и спрятал его в складках моего тюрбана.
Потом я отправился на базар и купил для ужина немного мяса, так как мы уже давно его не пробовали.
Но когда я шёл домой с куском мяса в руке, внезапно спустился коршун.
И в то время, как я отгонял его, на несчастье с головы моей свалился тюрбан.
Тогда проклятый коршун в одно мгновение ока бросился на тюрбан, схватил его в когти, а я бросился бежать за ним с громким криком.
На мой крик собрались мужчины и женщины, но напрасно они швыряли в коршуна камнями; он не захотел бросить тюрбан и улетел вместе с ним.
И я был чрезвычайно огорчён потерей динариев и чуть не умирал от стыда при мысли о том, что скажет Саади.
Я опасался, что он усомнится в истине моих слов и не поверит, когда я расскажу ему историю о коршуне, похитившем мой тюрбан вместе с золотыми динариями.
Тут Шахразада заметала наступление утра и умолкла.
А когда наступила восемьсот семьдесят шестая ночь, она сказала:
оэтому я решил как можно лучше прожить на оставшиеся у меня деньги, и несколько дней все мы жили, ни в чём себе не отказывая, и я, и жена моя, и дети мои.
И когда были истрачены все деньги, я опять стал так же беден и нищ, каким был до этого.
Но всё-таки я был благодарен Аллаху, который в своём милосердии неожиданно послал мне кошелёк золота и Сам взял его обратно.
И я был благодарен Ему и за это, ибо всё, что творит Аллах, - благо.
Ко мне приходили соседи и расспрашивали меня о моём приключении, но, когда я рассказал им обо всём, одни подумали, что я лгу, и смеялись надо мной, а другие сочли меня тронувшимся и смотрели на мои слова, как на бессмысленную болтовню.
А молодые люди издевались надо мной и улыбались при мысли, что я, который в своей жизни не видел ни одной золотой монеты, внезапно мог приобрести столько золота и что коршун мог его похитить.
Но жена моя поверила мне вполне, и плакала в горести, и била себя в грудь!
Так прошло шесть месяцев, и вновь случился день, когда оба друга, Саади и Саад, пришли в мой околоток, и Саад сказал Саади:
— Смотри, вот улица, на которой живёт Гасан-веревочник.
Пойдём, посмотрим, насколько он улучшил своё положение.
И оба подошли к моему дому, и Саад сказал Саади:
— Я замечаю, что он так же беден и нищ, как и был прежде.
И после обычных приветствий он спросил меня:
— О Гасан, принесли ли тебе какую-нибудь пользу двести динариев?
И я ответил:
— О господа мои, я не могу скрыть от вас того, что случилось со мною.
И я рассказал им о моём приключении с коршуном от начала и до конца, не опуская никаких подробностей.
Но Саади не поверил мне и сказал:
— Истории, которую ты рассказал нам, поверить невозможно.
Обыкновенно коршуны похищают не тюрбаны, но предметы, которые они могут пожрать.
Ты просто принадлежишь к тем людям, которые в случае какой-нибудь неожиданной удачи бросают все свои дела, и проводят время в удовольствиях, и после этого вновь впадают в бедность.
Мне кажется, что с тобою именно это и случилось.
Ты как можно быстрее постарался спустить наш подарок, и теперь ты так же беден, как и раньше.
Но Саад принял мою сторону и сказал:
— О Саади, мы часто видим и слышим, что коршуны похищают совершенно несъедобные вещи, и рассказ этот не совсем противоречит свидетельству рассудка.
И Саади вынул из кармана кошелёк, снова отсчитал двести динариев и дал их мне со словами:
— Возьми это золото и постарайся воспользоваться им как можно осторожнее и благоразумнее.
И я взял деньги и осыпал его благодарностями, а потом пошёл домой, где отделил десять золотых динариев, а остальные завязал в платок.
И я начал искать надёжное место, в котором мог бы скрыть своё богатство.
И заметив в углу комнаты глиняный кувшин с отрубями, я засунул в него платок с золотыми монетами.
А когда домой вернулась моя жена, я не сказал ей ни слова об этом происшествии.
Когда же я вышел из дому, на моё несчастье к нам пришёл продавец глины, которою бедные женщины моют обыкновенно свои волосы.
И моя жена захотела купить себе глины, но у неё не было денег, и она предложила продавцу в обмен горшок с отрубями, и тот согласился на такой обмен и унёс его с собою.
Когда же я пришёл домой, то увидел, что горшок исчез.
И у меня не хватает слов, о владыка правоверных, чтобы описать тебе возмущение всех моих чувств, которые разрывали в этот миг моё сердце.
И когда жена рассказала мне об обмене, я вскричал:
— О несчастная!
Что ты наделала!
Ты разорила меня и твоих детей!
Ты отдала торговцу глиной уйму денег!
И я рассказал ей, как я спрятал в кувшине с отрубями сто девяносто золотых динариев.
Тогда она начала горько плакать и жалостно причитать, сказав, что, если бы я сообщил ей о деньгах, беды бы не случилось.
Десять динариев, которые остались у меня из двухсот, помогли мне некоторое время жить в довольстве.
Однако я не знал, что мне сказать Саади, когда он опять придёт ко мне.
И вот однажды Саад и Саади, прогуливаясь мимо моего дома, опять зашли ко мне.
Они вошли в мой дом и начали расспрашивать меня о моём положении.
И я был смущён и пристыжён, когда рассказывал им всё, что со мной случилось на этот раз.
И тогда Саади сказал:
— Мне кажется, я напрасно дал тебе четыреста динариев.
И оба друга сожалели о несчастной моей судьбе.
И тогда Саад дал мне свинцовую монету и сказал:
— Возьми её, быть может, она принесёт тебе счастье.
А Саади лишь посмеялся, когда услышал это.
И я взял кусочек свинца и положил его в карман, а два друга простились со мною и пошли своим путём.
И я принялся опять за свою работу и крутил верёвки, пока не наступила ночь.
И когда я снял с себя одежду, чтобы лечь в постель, из неё выпала свинцовая монета, данная мне Саадом, и я поднял её и небрежно положил на подоконник.
И вот в эту самую ночь случилось, что один из моих соседей, рыбак, нуждался в мелкой монете, чтобы купить пряжи для починки своей сети.
И это ему нужно было сделать засветло, чтобы ещё до наступления ночи выйти на рыбную ловлю.
И так как ночь была уже близка, он послал свою жену обойти вокруг своих соседей и занять у кого-нибудь из них мелкую медную монету, на которую бы он мог купить пряжи.
И когда она постучала ко мне в дверь, я вспомнил о свинцовой монете, которую мне дал Саад, и я закричал ей:
— Подожди, моя жена даст тебе то, чего ты просишь.
И жена рыбака ответила:
— Ты оказываешь нам большую услугу, и я обещаю, что тебе будет принадлежать вся рыба первого улова!
И она взяла монету, вернулась домой и рассказала обо всём своему мужу.
А тот купил пряжи, починил свою сеть, отправился на рыбную ловлю, закинул сеть, вытащил её и нашёл в ней одну большую рыбу.
А потом он опять стал закидывать сеть, каждый раз находя в ней много большой и малой рыбы.
И когда рыбак вернулся домой, он принёс мне рыбу, которую он выловил первой, и сказал:
— О сосед мой, жена моя обещала тебе всю рыбу первого моего улова; и вот единственная рыба, которую я вытащил, закинув в первый раз свою сеть.
Прошу тебя, прими её в знак моей благодарности и в исполнение обещания моей жены.
И я принял от него эту рыбу, передал её моей жене, а она спросила:
— Как мне её приготовить?
Мне кажется, самое лучшее будет разрезать её на части и сварить для наших детей, так как у нас нет никаких кореньев и приправ, чтобы приготовить её другим способом.
И когда она начала чистить и потрошить рыбу, нашла в её кишках большой алмаз, который она приняла за кусок стекла или хрусталя.
И она взяла его и отдала самому младшему из детей, как игрушку.
А когда наступила ночь, дети мои столпились вокруг этого камня и удивлялись его красоте, громко восклицая от восторга.
И жена моя потушила лампу, но блеск алмаза был настолько силён, что мы могли всё хорошо видеть без всякого освещения.
И мои ребята, увидав, что вместо лампы нам теперь служит кусок стекла, начали прыгать, плясать и громко кричать от восторга, и все соседи могли слышать это.
А в соседстве с нами жил богатый еврей, ювелир, который покупал и продавал всевозможные драгоценные камни.
И он, и его жена долго не могли уснуть от шума и криков моих детей.
И на следующее утро жена ювелира пришла к нам, чтобы пожаловаться на причинённое беспокойство.
И жена моя, догадавшись о причине её прихода, сказала:
— О Рахиль, боюсь, что мои дети обеспокоили тебя этой ночью своим смехом и криками.
Прошу у тебя прощения за них.
Ты ведь знаешь, что дети то плачут, то смеются от малейшей безделицы.
Войди же ко мне и посмотри, ради чего мои дети подняли весь этот шум, совершенно справедливо возбудивший твоё неудовольствие...
И еврейка последовала за моей женой в дом и увидела кусок стекла, из-за которого мои дети подняли такой крик и произвели столько беспокойства.
И когда она увидела алмаз, она преисполнилась удивления, поскольку обладала большим опытом в распознавании всевозможных драгоценных камней.
И моя жена рассказала ей, как она нашла его в кишках рыбы, и еврейка сказала ей:
— Это кусок стекла самого лучшего сорта.
У меня есть такой же, который я ношу иногда.
Если ты захочешь продать мне его, я согласна купить его у тебя.
Но дети мои, услыхав эти слова, начали кричать, говоря:
— Милая мать, не продавай это стекло, мы обещаем не шуметь больше!
Тогда еврейка, уходя, шепнула моей жене:
— Никому не говори об этом куске стекла, а если захочешь продать его, скажи мне об этом.
И еврейка рассказала обо всём своему мужу, а он послал её к нам домой торговаться.
В это время я направился домой к обеду и увидел, что на пороге дома стоят обе женщины и разговаривают.
И моя жена сказала мне:
— Наша соседка предлагает двадцать золотых динариев за наш кусок стекла, что скажешь ты на это?
Тогда я вспомнил слова Саада о его счастливой монетке, а еврейка, подумав, что я не соглашаюсь на её цену, предложила сразу пятьдесят динариев.
И я сразу сообразил, что это стекло имеет, вероятно, очень большую стоимость, и я ответил ей:
— Я не могу продать его дешевле ста тысяч золотых динариев, и то только потому я согласен на эту цену, что ты наша соседка.
И еврейка сказала:
— Пусть мой супруг рассмотрит его.
И я ответил согласием, и на следующий день ко мне пришёл еврей, и я показал ему алмаз, и он чрезвычайно дивился его красоте и сказал:
— Могу предложить тебе за него пятьдесят тысяч золотых динариев!
Но я отвечал:
— Твоя жена сообщила тебе, вероятно, мою цену; я требую сто тысяч золотых динариев и ни одним меньше.
И еврей сделал всё возможное, чтобы приобрести камень дешевле, но на все его попытки я отвечал:
— Я не согласен.
И если ты не сойдёшься со мной, я предложу камень какому-нибудь другому ювелиру.
В конце концов, он согласился и на следующий день принёс все сто тысяч золотых динариев.
И я, передав ему алмаз, привёл в лучший вид мой дом и дал денег моей жене на расходы по хозяйству и на платье для неё и детей.
И после этого я обошёл всех веревочников в городе и скупил у них за большие деньги все их заведения, и приставил их самих к производству, и над каждым заведением поставил по одному смышлёному человеку для надзора.
И теперь во всём Багдаде нет ни одного округа и ни одного околотка, в котором бы у меня не было верёвочного заведения или канатного двора.
Для моего торгового дома я купил ветхую постройку, снёс её, и на её месте выстроил новое просторное здание, в котором теперь кроме склада товаров есть и скромно обставленное помещение для меня и для моей семьи.
И вскоре после моего переселения в новый дом оба моих благодетеля вновь навестили меня.
И они очень удивились, когда увидели мой великолепный дом.
И швейцар провел их через сад с апельсиновыми и лимонными деревьями, нагруженными фруктами, корни которых освежались живой водой, которая непрерывно текла в канал идущий от реки.
И когда они прибыли в приемную, они уже были очарованы свежестью, тенью, журчанием воды и пением птиц.
И я, как только один из моих рабов объявил мне об их приезде, с нетерпением встретил их.
И Саади сказал своему другу:
— Я рад счастью, выпавшему на долю Гасана, хотя нелепо думать, что он смог разбогатеть от мелкой монеты, которую ты дал ему.
А Саад ответил:
— Ты ошибаешься. Я убеждён, что всё сказанное нам - несомненная истина. Я убеждён, что все эти богатства он приобрёл единственно с помощью свинцовой монеты.
И среди подобного разговора они достигли улицы, на которой я теперь живу, и постучались в двери моего нового дома.
И я тотчас же узнал их и поспешил им навстречу.
И я провёл их в большую залу и заставил их сесть на самые почётные места.
И тогда Саади сказал:
— Я не сомневаюсь, что ты обязан всем своим богатством тем четырёмстам динариям, которые я тебе дал. Но объясни мне, пожалуйста, ради чего ты дважды обманул меня, сказав мне неправду? А Саад, не одобряя этих слов, возразил:
— О Саади, как часто уверял я тебя, что всё, рассказанное нам Гасаном о потере золотых динариев, одна истина!
И они принялись спорить друг с другом, а я рассказал им историю о свинцовой монете, рыбаке и об алмазе в кишках рыбы.
И тогда Саади сказал:
— О Гасан, мне кажется чрезвычайно удивительным, чтобы в кишках рыбы мог найтись такой большой алмаз.
И я считаю это так же невозможным, как и то, что коршун похитил твой тюрбан. Ты утверждаешь, что рассказанное тобою - истина, но я ещё ни разу не нашёл возможным поверить твоим словам, и я твёрдо уверен, что тебе всё это богатство принесли мои четыреста динариев.
Тут оба друга поднялись, чтобы уходить, а я решил проводить их.
А в это время двое моих сыновей бегали по саду, разыскивая птичьи гнёзда.
И вдруг они увидели на вершине одного дерева большое гнездо и захотели взобраться на дерево, чтобы снять его.
Но у них не хватило ловкости вскарабкаться так высоко, и они приказали взлезть на дерево бывшему при них молодому рабу.
И когда он заглянул в гнездо, то увидел, что оно главным образом состояло из старого тюрбана.
И он спустился вместе с ним и передал его моим сыновьям, и старший из них принёс показать это гнездо мне. Саад и Саади чрезвычайно были изумлены его видом, и удивление их увеличилось ещё более, когда я по верным признакам узнал свой тюрбан, который был схвачен и унесён коршуном.
И я взял тюрбан в руку и почувствовал, что он очень тяжёл, а когда я раскрыл несколько его складок, оттуда высыпались золотые динарии.
И Саади начал считать их и насчитал ровно сто девяносто. Тогда, глубоко пристыжённый и взволнованный, он сказал мне:
— Теперь я верю твоим словам, но ты должен сознаться, что половиною твоих удивительных богатств ты всё же обязан двумстам динариев, которые я дал тебе при нашем втором посещении.
На эти слова я не дал никакого ответа, и оба друга возобновили свой спор по этому вопросу. Но в это время ко мне подбежал один из двух невольников, которых я посылал найти зёрна, чтобы покормить коней моих гостей.
И он рассказал мне, что в силу вечернего времени большинство лавок были уже закрыты, но в одной из них ему удалось найти кувшин, доверху наполненный отрубями, и он купил эти отруби с условием возвратить кувшин на другой день.
И когда он стал перебирать отруби, подавая их лошадям, рука его наткнулась на тряпку, в которой было завёрнуто что-то тяжёлое.
И невольник спросил...
Не тот ли это платок, о потере которого ты так часто говоришь? И я взял платок, и увидел к моему великому изумлению, что это тот же самый платок, в который я завернул мои сто девяносто динариев, перед тем как опустить их на дно кувшина с отрубями.
Тогда я сказал моим друзьям:
— Аллаху Всевышнему было угодно доказать мои слова, и вы видите теперь, что я говорил вам только чистейшую правду.
Затем я сказал Саади:
— Вот динарии, которые я получил от тебя и которые я завернул в этот платок.
Тогда Саади признал, что он был неправ, и сказал Сааду:
— Теперь я убедился, что ты прав и что богатство приходит не от богатства, но единственно от Аллаха Всевышнего, милостью Которого бедный человек делается богатым.
И он попросил у меня прощение за недоверие к моим словам.
И мы разошлись, чтобы предаться сну, а на другой день утром оба друга простились со мною и ушли, убедившись, что я не растратил полученных от них денег.
Когда халиф Гарун-аль-Рашид услышал историю Хаджи Гасана, он сказал:
— Я давно слышал о тебе, как о человеке, который пользуется уважением за честность. К тому же тот самый алмаз, который принёс тебе столько богатств, находится теперь в моей сокровищнице; и я хотел бы сейчас же послать за Саади, дабы он собственными глазами увидел его и убедился, что не деньги ведут людей к богатству или бедности. Ты же ступай к моему казначею и расскажи ему свою историю, чтобы он записал её на вечные времена и хранил это писание вместе с алмазом в моей сокровищнице.
И после этого халиф жестом отпустил Хаджи Гасана.
И вместе с Гасаном поцеловали подножие трона Сиди Нуман и Баба-Абдаллах и пошли своим путём.
|