оворят, был в Дамаске царь, и звали его Абдалмалек-бен-Мерван.
Он любил беседы с мудрецами своего царства и беседовал с ними о господине нашем Солейман-бен-Дауде, о добродетелях его, о власти его над населяющими воздух эфритами, над духами морскими и подземными.
Однажды халиф слушал рассказ о старинных медных кувшинах.
Известный путешественник Талеб-бен-Сехл рассказывал:
— О эмир правоверных, в древние времена в медные кувшины заключены были духи, не покорившиеся велениям Солеймана.
Их запечатали страшной печатью и бросили на дно бушующего моря у берегов Магриба.
Халиф очень удивился и сказал Талебу-бен-Сехлу:
— О Талеб, мне очень желательно посмотреть на эти медные кувшины, заключающие в себе превращённых в дым эфритов.
Тот отвечал ему:
— Тебе стоит только послать письмо Магрибскому наместнику твоему, эмиру Муссе, и он не замедлит исполнить приказание.
И Абдалмалек тотчас же сказал Талебу:
— Возьми денег из казны моей и людей для охраны и отвези письмо Муссе.
И тем же часом Талеб поспешно отбыл в Магриб.
Эмир Мусса принял его с радостью и почётом, а Талеб вручил ему письмо халифа.
Мусса прочёл его и приказал позвать шейха Абдоссамада.
И когда тот пришёл, эмир почтительно поклонился ему и сказал:
— О шейх, эмир правоверных велит мне разыскать древние медные сосуды, в которые заключены были господином нашим Солейманом-бен-Даудом непокорные духи.
Они лежат на дне моря у подошвы горы.
Ты, без сомнения, знаешь и эту гору, и это море!
Шейх подумал и ответил:
— О эмир!
Путь туда очень труден по причине недостатка воды.
Требуется около двух лет, чтобы добраться туда.
Народ живёт на самой вершине той горы в городе, куда ещё никто не проникал, и город тот называется Медным!
И если ты непременно желаешь предпринять туда путешествие со мной, то вели навьючить верблюдов мехами с водой и провиантом и возьми с собою как можно меньше стражи.
Когда же всё будет готово, сделай своё завещание, и отправимся в путь.
Тут Шахразада увидела, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила триста двадцать первая ночь, она сказала:
ыслушав это, Мусса собрал своих военачальников и высших чиновных людей, написал своё духовное завещание и назначил преемником сына своего Гаруна.
После этого он велел готовиться к отъезду, взял с собою несколько отборных людей и в сопровождении шейха Абдоссамада и гонца халифа Талеба, направился к пустыне с тысячью верблюдов, навьюченных водою, и тысячью других, нагружённых разными съестными припасами.
Караван шёл дни и месяцы, не встречая на своём пути ни одной живой души.
И путешествие продолжалось среди безмолвия до тех пор, пока однажды не заметили путники вдали что-то вроде блестящего облака, к которому они и направились.
И узнали они, что это здание с высокими стенами, построенное из китайской стали и поддерживаемое четырьмя рядами золотых колонн, имевших четыре тысячи шагов в окружности.
На двери чёрного дерева висела огромная доска из красного металла, с начертанной надписью, которую шейх Абдоссамад перевёл так:
«Войди сюда и узнай, что случилось с теми, кто были повелителями!
Они погибли все, едва успели отдохнуть под тенью моих башен».
Мусса был чрезвычайно взволнован и прошептал:
— Нет иного бога, кроме Аллаха!
Войдём!
И, сопровождаемый своими спутниками, он вошёл во дворец.
Перед ними высилась башня, у подножия которой четыре ряда могил окружали хрустальный саркофаг, на котором была надпись из драгоценных камней:
«Смерть настигла меня, и всею властью своею не мог я оттолкнуть её, и войска мои не могли защитить меня от неё!
Соблюдай душу свою!
Наслаждайся в мире спокойною жизнью!
Завтра смерть похитит тебя».
Долго стояли они перед саркофагом, повторяя эти мрачные слова.
Потом направились к запертой двери башни, на которой была следующая надпись: «Научись, путник, примером моим не ослепляться обольщениями!
В моих покоях была тысяча девственниц царской крови.
Мои супруги дали мне многочисленное потомство.
Я владел несметными сокровищами.
И думал я, что могущество моё вечно, а жизнь моя продлится века.
Но умер я, и дворец мой сделался убежищем смерти.
Если хочешь знать моё имя, то вот оно: Куш-бен-Шеддад-бен-Аид Великий!»
Услышав эти высокие истины, Мусса и его спутники разразились рыданиями.
Затем они вошли в башню и стали ходить по пустынным залам.
И пришли они в залу, в которой потолок был в виде купола.
Посреди неё стоял огромнейший стол из сандалового дерева с надписью:
«В давно прошедшее время за этот стол садилась тысяча кривых царей и тысяча царей, обладавших обоими глазами.
Теперь все они одинаково слепы в своих могилах!»
Изумление эмира Муссы только возрастало от всех этих загадок.
Он записал эти слова на своём пергаменте и вышел из дворца...
Тут Шахразада увидела, что наступает утро, и умолкла.
Но когда наступила триста двадцать вторая ночь, она сказала:
ыйдя из дворца, Мусса и его спутники направились к Медному городу.
И шли они три дня до вечера.
И увидели они тогда на высоком подножии, освещённом красными лучами заката, силуэт неподвижного всадника с поднятым копьём, железо которого казалось раскалённым огнём одного цвета с пылавшим на горизонте светилом.
И всадник, и конь, и подножие были медные, и на металле копья огненными буквами горела следующая надпись:
«Дерзкие путники, дошедшие до воспрещённых земель!
Если путь к городу вам неизвестен, поверните меня руками вашими на подножии моём и направьтесь к той стороне, к которой я обернусь лицом».
Тогда Мусса подошёл к всаднику и толкнул его рукой.
И тотчас же всадник повернулся, и лицо его остановилось в направлении противоположном тому, по которому шли путешественники.
И шейх Абдоссамад признал, что ошибся и что всадник вернее указывает путь.
Тотчас же он повернул караван и вступил на новый путь, и шёл по нему целые дни и другие дни до тех пор, пока к наступлению ночи не дошёл до столба из чёрного камня, к которому приковано было цепью странное существо.
Только половина его тела виднелась над землёю, остальная глубоко ушла в землю.
Выступавшая из земли часть туловища казалась порождением чудовища, рождённого адскими силами.
Она была черна и огромна, как ствол засохшей и потерявшей свою листву старой пальмы.
У чудовища было два громадных чёрных крыла и четыре руки, из которых две напоминали когтистые лапы львов.
На ужасающем черепе его дико вращались, стоявшие ежом жёсткие, как хвост дикого осла, волосы.
В глазных впадинах его сверкали огненные глаза, между тем как посередине лба с двумя бычьими рогами открывался неподвижно устремлённый глаз, из которого исходили зелёные лучи, напоминавшие глаза тигров и пантер.
И шейх закричал чудовищу:
— Именем Господа, кто ты и за что подвергся этой каре?
И чудовище ответило:
— Я эфрит Дайш Алаймош, и я был военачальником духов, не покорявшихся Солейману-бен-Дауду, и сторожем агатового идола в стране, управлявшейся Морским царём.
А у него была дочь, слух о красоте которой дошёл до ушей Солеймана.
И он отправил гонца к Морскому царю просить её руки, приказал разбить агатового идола и признать, что нет бога кроме Аллаха, и что Солейман пророк его!
И когда Морской царь отказался разбить идола, Солейман собрал войска людей, джинов, зверей и хищных птиц.
И затем Солейман вторгнулся в пределы царства Морского царя и выстроил войска свои в боевом порядке.
Восседая на троне из порфира и золота, он подал знак к началу битвы.
Тотчас же раздался шум и гам от топота зверей, от полёта джинов и птиц и от движения людей.
Я подал сигнал своим войскам и во главе их бросился на корпус враждебных джинов.
Тут Шахразада увидела, что наступает утро, и умолкла.
Но когда наступила триста двадцать третья ночь, она сказала:
постарался напасть на военачальника, как вдруг увидел, что он превратился в огненную гору, которая изрыгала целые потоки пламени.
Долго защищался и нападал я, пока не увидел, что мы неизбежно будем раздавлены численностью неприятеля.
Тогда я подал сигнал к отступлению, но нас преследовали со всех сторон.
Я был пойман и прикован к этому столбу до скончания времён.
Все джины, которыми я командовал, были превращены в дым и заключены в медные кувшины, которые запечатали печатью Солеймана, и их бросили в море у того места, где оно омывает стены Медного города.
Что касается людей, живших в этой стране, то не знаю, что с ними сталось.
Но если вы пойдёте в Медный город то, быть может, узнаете, что случилось с ними!
Когда чудовище умолкло, эмир Мусса и его спутники решили дождаться утра и тогда уже подойти к городским воротам.
Едва стала заниматься заря, как эмир Мусса разбудил своих спутников и снова пустился с ними в путь.
И вскоре увидели они перед собою грозные медные стены, гладкие и высокие.
Но ворот они не нашли.
И ходили они вдоль стен до самого вечера, всё-таки надеясь увидеть какой-нибудь вход, но так его и не обнаружили.
Тогда эмир Мусса приказал спутникам своим остановиться для отдыха и принятия пищи.
А сам же с шейхом Абдоссамадом и Талебом бен-Сехлом взобрался на высокую гору с намерением осмотреть окрестности.
В этом месте своего рассказа Шахразада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила триста двадцать четвёртая ночь, она сказала:
