Под белым светом высились купола дворцов, террасы домов и тихие сады.
Освещаемые луной каналы тысячью серебристых нитей проходили под купами деревьев.
И всё это объято было могильным безмолвием.
Здесь не было, казалось, ни одной живой души, но стояли здесь огромные всадники, высеченные из мрамора, и крылатые звери, застывшие в движении.
А в небе кружили тысячи громадных вампиров, и безмолвие нарушалось лишь криком невидимых сов.
Мусса и его спутники, безмерно удивляясь, спустились с горы и увидели на медных стенах четыре надписи, которые шейх Абдоссамад смог перевести.
Первая гласила:
«О сын человеческий!
Есть царь вселенной, рассеивающий народы и войска и бросающий их в тесные недра могил.
И душа их, проснувшись в уравнивающей всех земле, видит их превращёнными в груду пепла и праха».
Надпись вторая гласила:
«О сын человеческий!
Как можешь ты доверять мирской суете?
Разве не знаешь ты, что это временное пристанище?»
Третья надпись гласила:
«О сын человеческий!
Проходят дни, и ты равнодушно смотришь, как жизнь твоя приближается к своему концу.
Подумай о дне последнего суда пред лицом твоего Господа!»
И в сильном волнении Мусса прослушал последнюю надпись:
«О сын человеческий!
Ты утопаешь в наслаждениях и не видишь, что на плечах твоих уже сидит смерть, следящая за всеми твоими движениями!
Тебя стережёт небытие!»
Тогда Мусса, не будучи уже в силах сдерживать волнение, принялся плакать.
И говорил он себе:
«Одному Аллаху известны судьбы, и долг наш в том, чтобы преклоняться в безмолвной покорности».
И он вместе со своими спутниками направился к лагерю и приказал своим людям немедленно построить длинную лестницу, которая помогла бы им влезть на верхушку стен и оттуда попытаться проникнуть в город, не имевший ворот.
И тотчас же принялись люди искать дерева и толстые ветви; они связали их своими тюрбанами и построили крепкую лестницу.
Тогда они перенесли её в удобное место, подпёрли большими камнями и, призывая имя Аллаха, начали медленно взбираться по ней.
В этом месте рассказа своего Шахразада увидела, что наступает утро, и умолкла.
Но когда наступила триста двадцать пятая ночь, она сказала:
усса и его спутники пошли по стене и увидели две башни, соединённые медными дверями.
На этих дверях было изображение золотого всадника с протянутою рукою.
На его ладони были начертаны слова, которые шейх Абдоссамад перевёл так:
«Потри двенадцать раз гвоздь, находящийся в моём пупе».
Тогда эмир Мусса подошёл к всаднику и потёр гвоздь двенадцать раз.
И дверь отворилась, обнаружив витую лестницу из красного гранита.
Тогда Мусса и его спутники спустились по лестнице в залу, выходившую на улицу, где стояли воины, вооружённые луками и мечами.
И Мусса обратился к тому, кто казался их начальником, пожелав ему мира, но человек не пошевелился.
Тогда эмир Мусса, видя, что эти стражи не понимали по-арабски, сказал шейху Абдоссамаду:
— О шейх, поговори с ними на всех языках, какие знаешь.
Но ни один из стражей даже не пошевелился.
Тогда Мусса не захотел более настаивать, и они пошли дальше.
И шли они до тех нор, пока не подошли к базару, который был полон продававших и покупавших людей.
Но Мусса и его спутники заметили, что и продавцы, и покупатели застыли в своих движениях и позах.
Когда они проходили, вес молчали, так что среди всеобщего безмолвия под сводами базара раздавались только их шаги.
Пройдя базар, они очутились на обширной площади.
В её глубине между медными колоннами, служившими подножием для огромных золотых зверей с распущенными крыльями, возвышался мраморный дворец с медными башнями по бокам.
Дворец охраняли неподвижные люди, вооружённые копьями и мечами.
Во дворец вела золотая дверь, и Мусса со спутниками вошли в него.
Вдоль всего здания шла галерея, служившая арсеналом.
Повсюду висело дивное оружие, украшенное драгоценными инкрустациями.
По всей галерее были расставлены скамьи чёрного дерева, украшенные золотом и серебром.
На них сидели или лежали воины в парадной одежде, но они не делали ни малейшего движения...
Тут Шахразада увидела, что наступает утро, и умолкла.
Но когда наступила триста двадцать шестая ночь, она сказала:
они продолжали идти по галерее, верхнюю часть которой украшал карниз с выгравированной золотыми буквами надписью.
Вот её перевод, сделанный шейхом Абдоссамадом:
«Во имя Неизменного, Властителя судеб!
О сын человеческий, поверни голову, и ты увидишь смерть, готовую отнять у тебя жизнь!
Не предавайся миру и его утехам!
Бойся смерти!
Почитание Господа и боязнь смерти - основа всякой мудрости!
Таким образом, ты пожнёшь добрые дела, которые окурят тебя благоуханием в день Страшного Суда».
Записав на пергаменте эти слова, Мусса открыл большую дверь, и все вошли в залу с водоёмом из белого мрамора.
Над водоёмом высился шатёр из шёлковых тканей.
Затем они вошли во вторую дверь и очутились во второй зале.
Они нашли её наполненной золотыми и серебряными монетами и самоцветными камнями.
Следующая зала была наполнена оружием из драгоценных металлов.
Потом вошли они в четвёртую залу, занятую шкафами из драгоценного дерева, где хранились роскошные одеяния и ценные ткани.
Отсюда направились они к дверям, которые отворились и дали им доступ в пятую залу.
Вся она была наполнена вазами и сосудами для питья, для яств и для омовений.
Полюбовавшись всем этим, они хотели уйти, как вдруг заметили занавес из шёлка, скрывавший одну из стен залы.
За ним они увидели большую дверь, искусно выложенную слоновою костью и чёрным деревом и запертую тяжёлыми серебряными задвижками.
Шейх Абдоссамад нашёл пружину, дверь отворилась и пропустила путников в залу, высеченную в виде купола из цельного мрамора.
Посреди возвышалось нечто вроде кафедры, обтянутой шёлковыми тканями.
Тут Мусса и его спутники остолбенели от удивления: под бархатным пологом, усеянным алмазами и драгоценными камнями, на ложе из шёлковых ковров покоилась отроковица дивной красоты.
Рядом стояли двое вооружённых рабов: чёрный и белый.
У самого ложа стоял мраморный стол со следующими выгравированными словами: «Я дева Тадмар, дочь царя амалекитян, и это мой город.
Ты, которому удалось проникнуть сюда, можешь унести всё, что тебе понравится.
Но не дерзай касаться меня рукой».
Когда Мусса оправился от волнения, он сказал своим спутникам:
— Пора нам удалиться отсюда и отправиться на берег моря, чтобы найти медные кувшины.
Вы можете взять в этом дворце всё, что прельстит вас.
Но не поднимайте руки на царскую дочь и не прикасайтесь к её одежде.
В этом месте рассказа своего Шахразада увидела, что наступает утро, и умолкла.
Но когда наступила триста двадцать седьмая ночь, она сказала:
огда Талеб-бен-Сехл сказал:
— О эмир, ничто в этом дворце не может сравниться с красотою этой отроковицы, которую мы можем предложить халифу!
Такой подарок имеет более цены, чем все кувшины с эфритами, лежащие на дне морском!
И он хотел взять её на руки, но вдруг упал, пронзённый мечами и копьями двух рабов.
При виде этого Мусса приказал своим спутникам поспешить и удалиться из дворца.
Когда же они пришли на берег моря, то увидели множество чёрных людей, сушивших свои сети.
И эмир Мусса сказал старшему из них:
— О почтенный шейх, мы пришли сюда от имени нашего халифа искать кувшины, в которых заключены эфриты со времён пророка Солеймана!
И старик ответил по-арабски:
— Сын мой, знай, что люди Медного города заколдованы и останутся в таком состоянии до дня Суда.
Что же до кувшинов с эфритами, то мы можем дать их сколько угодно.
Но прежде, чем их распечатать, следует похлопать по ним, добившись от тех, кто внутри, чтобы они признали истинность миссии пророка Магомета.
Так же мы хотим подарить вам двух дочерей Морского царя!
И старик вручил Муссе двенадцать медных кувшинов, запечатанных печатью Солеймана, и двух морских царевен.
Тело их до пупа походило на человеческое, а далее шёл рыбий хвост.
Они не понимали ни одного из известных языков и ничего не говорили, а на все обращённые к ним вопросы только улыбались глазами.
Мусса и его спутники поблагодарили старика за его доброту и пошли к Дамаску, куда и прибыли благополучно после долгого путешествия.
Халиф Абдалмалек был очарован рассказом Муссы обо всех его приключениях и собственноручно распечатал все кувшины один за другим.
И выходил из каждого густой дым, затем страшный эфрит бросался к ногам халифа, восклицая:
— Прошу Аллаха и тебя, о господин наш Солейман, простить меня за моё возмущение!
И затем исчезал сквозь потолок.
Такова, о благословенный царь, история Медного города, - сказала Шахразада.