царь благословенный, жил некогда в городе Хорасане царь по имени Шахраман.
И было у него сто наложниц, но ни от одной из них не удалось ему иметь детей, хотя бы даже женского пола.
И не мог он забыть тоску своего одиночества без потомства и скорбь о том, что некому передать по наследству престол, завещанный ему его отцами и дедами.
Но однажды купец привёл к нему невольницу, окутанную покрывалом из синего шёлка с золотыми полосками.
И когда купец снял его, весь зал осветился красотой её, и волосы её упали ей на спину семью толстыми косами, которые касались браслетов на её ногах, подобно роскошным волнам волос, спускающимся до земли за крупом чистокровной кобылицы.
И царственный стан её был дивно строен и мог поспорить в гибкости с тонким стеблем ивовых ветвей.
Её очи, чёрные и удлинённой формы, были полны молний, пронизывающих сердца, и один вид её мог исцелять болящих и калек.
Тут Шахразада увидела, что близится утро, и со скромностью умолкла.
А когда наступила пятьсот первая ночь, она сказала:
царь был очарован до крайней степени восхищения, и велел дать купцу десять тысяч динариев золотом, и сказал управляющим дворца:
— Отведите её в гамам, чтобы снять с неё следы долгого пути, и отведите ей помещение в том крыле дворца, окна которого выходят на море.
И приказания царя были исполнены, и царь, с нетерпением ожидавший этой минуты, вошёл к ней.
Он сел возле молодой девушки и нежно прижал её к груди своей.
Потом посадил её на колени и поцеловал в губы, но она не говорила ни слова и подчинялась ласкам его, не оказывая сопротивления, но и не выказывая нежной готовности.
И царь приказал подать роскошное угощение и принялся подносить куски к её губам.
И он потихоньку спрашивал её, как её имя и из какой она страны.
Но она оставалась безмолвной и даже не поднимала головы, чтобы взглянуть на царя, который подумал:
«Быть может, она нема?
Но невозможно, чтобы Творец создал такую красоту и лишил её речи».
Затем он позвал прислужниц, чтобы подать себе умыть руки, и спросил их шёпотом:
— В то время, как вы услуживали ей, слышали вы от неё хоть слово?
И они ответили:
— Мы ни разу не видели, чтобы она пошевелила губами, чтобы сказать нам: «Это хорошо.
То не хорошо», и мы не знаем, незнание ли это нашего языка или немота.
Услыхав эти слова прислужниц, царь был до крайности изумлён и, полагая, что молчание это происходит от какого-нибудь тайного горя, захотел развлечь её.
Он велел созвать всех своих любимых наложниц, чтобы она забавлялась и играла с ними.
И одни стали играть на музыкальных инструментах, другие пели или плясали.
И все веселились, кроме молодой девушки, которая по-прежнему неподвижно сидела на своём месте, опустив голову, скрестив руки и не говоря ни слова.
Тогда царь почувствовал, что грудь его сжалась, и он приказал женщинам удалиться.
Оставшись с молодой девушкой один, он приблизился к ней и принялся раздевать её.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила пятьсот вторая ночь, она сказала:
н осторожно снял окутывавшие её покрывала и семь различных по тканям и по цвету одежд, в которые она была облечена, и, наконец, тонкую сорочку и широкие шальвары с кистями из зелёного шёлка.
И он увидел тело её, блиставшее белизной, подобное в своей чистоте девственному серебру.
И он почувствовал к ней сильную любовь, ибо она была нетронута и девственно чиста.
И царь так привязался к своей новой невольнице, что покинул ради неё всех других женщин дворца и прежних своих любимиц, и государственные дела, и целый год прожил с нею вдвоём, ни на минуту не утомляясь всё новыми и новыми прелестями, которые открывал в ней каждый день.
Но со всем тем ему по-прежнему не удалось добиться от неё ни единого слова или даже знака одобрения и хоть сколько-нибудь заинтересовать её в том, что он делал с нею и около неё.
И однажды царь сидел возле своей безучастной невольницы и говорил ей:
— О свет очей моих, разве не знаешь ты, какую любовь я чувствую к тебе?
Ради тебя покинул я и прежних любимиц моих, и наложниц, и дела государства моего.
Вот уже более года, как я испытываю терпение души моей над причиной безучастности твоей и не могу отгадать её!
Если ты действительно нема, то дай мне понять это знаками.
Если же нет, то да внушит тебе Аллах в благости своей прервать, наконец, это молчание, которого я ничем не заслужил.
Но если мне навеки отказано в этом утешении, то да угодно будет Аллаху, чтобы ты сделалась беременною от меня и подарила мне желаемого сына, который бы мог наследовать мой престол, завешанный мне моими отцами и дедами!
Разве не видишь ты, что я старею одиноким, не имея потомства, и что скоро уже не смогу даже надеяться дать зачатие чреву молодой женщины, ибо буду слишком разбит бременем лет и печалью?
Если ты испытываешь ко мне хоть жалость или расположение, ответь мне; скажи мне только, беременна ли ты, или нет, заклинаю тебя именем Аллаха над тобою!
При этих словах прекрасная невольница, которая, по своему обыкновению, слушала царя, не поднимая глаз и сжав руки на коленях в полной неподвижности, внезапно улыбнулась и заговорила так...
Тут Шахразада увидела, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила пятьсот третья ночь, она сказала:
царь великодушный, знай, что Аллах услышал молитву твою, ибо я беременна от тебя!
Иначе я не сказала бы тебе ни одного слова до самой моей смерти.
И как же было мне не хранить молчание, когда, низведённая на положение невольницы, я оказалась вдали от родины бедною чужестранкой с разбитым сердцем, навсегда разлучённой с матерью моей, с братом и со всей роднёй?
А безмерно обрадованный царь отвечал:
— Я вхожу в горести твои, но как можешь ты так говорить, когда ты госпожа и царица в этом дворце; и всё, что есть в нём, - твоя собственность, и сам я раб твой, готовый служить тебе.
Если же ты горюешь о разлуке с родными твоими, то почему же не сказала ты об этом мне, чтобы я послал за ними и здесь же соединил их с тобой?
В ответ невольница сказала царю:
— Знай, что меня зовут Гуль-и-Анар, что на языке моей родины означает Цветок-Граната.
Я родилась в море, где отец мой был царём.
Однажды я не поладила с матерью моей и с братом; и я поклялась, что не останусь больше в их обществе, но выйду на берег и отдамся первому из обитателей земли, который понравится мне.
И я поднялась на поверхность воды, вышла на берег какого-то острова и растянулась тут же, в лунном сиянии.
И ласкаемая береговым ветерком, я незаметно погрузилась в сон.
Но я внезапно проснулась и увидела себя во власти какого-то мужчины, который взвалил меня к себе на спину, отнёс на рынок и продал с публичного торга, где и купил меня тот купец, у которого ты сам купил меня, о царь!
Такова моя история!
И я, вступая сюда, намеревалась при первом насилии с твоей стороны броситься в море из окон этой комнаты, чтобы возвратиться к матери моей и брату.
Но видя, что сердце твоё поистине любит меня, я чувствовала, что твоё обращение со мной начинает подкупать меня; и, наконец, видя себя беременной от тебя, я сама полюбила тебя и оставила всякую мысль о том, чтобы вырваться отсюда и прыгнуть в море, мою родину.
И как осмелилась бы я сделать это теперь, когда я беременна и когда мать и брат мои, узнав о моём браке с обитателем земли, может быть, умерли бы от горя.
Тут Шахразада увидела, что приближается утро, и умолкла.
А когда наступила пятьсот четвёртая ночь, она сказала:
