Магия чисел   

История Тоуфат-эль-Кулуб, невольницы халифа Гарун-аль-Рашида




О владыка правоверных, я привёл к тебе девушку; и никто в мире не видел подобной ей по красоте, голосу и искусству в игре на лютне; зовут же её Тоуфат.

Тогда аль-Рашид сказал:
— Где же эта жемчужина?
Позови её сюда, чтобы мы могли полюбоваться ею, ибо утро не должно скрываться!
Тогда Исаак позвал Тоуфат, а она взяла лютню, настроила её струны и пропела следующие строки:

Коль назовёшь моё ты имя,
Отвечу тотчас; никого другого
Не жажду так иметь своим я другом,
Как лишь тебя, о верь моим словам!

И аль-Рашид любовался её красотой, которая вместе с её чудесным пением привела его в такой восторг, что он спустился со своего трона, сел рядом с нею на землю и воскликнул:
— Чудесно, Тоуфат!

Клянусь Аллахом, ты, действительно, подарок!
И он сказал Исааку:
— Ты дал мне совсем неверное представление об этой девушке!
Ты не описал и десятой доли её красоты и её искусства.
Клянусь Аллахом, она превосходит тебя в игре, а я понимаю в этом больше, чем кто-либо другой.

И халиф сказал визирю своему Джафару:
— Выдай Исааку пятьдесят тысяч дирхемов и одно из лучших почётных платьев.
И тот отвечал:
— Слушаю и повинуюсь!
Халиф же провёл эту ночь с Гоуфат и нашёл её нетронутой и девственно чистой.

И он не мог нарадоваться на неё, и в сердце его она заняла такое место, что он не мог провести без неё ни одного часа.
В этот момент Шахразада заметила, что занимается утро, и по обыкновению скромно умолкла.

А когда наступила девятьсот шестьдесят четвёртая ночь, она сказала: И вот однажды, когда аль-Рашид отправился на охоту, к Тоуфат вошла супруга халифа, госпожа Зобейда, и сказала:
— Знай, о Тоуфат, что халиф забыл ради тебя всех своих невольниц и наложниц, и даже меня.

И я пришла к тебе, чтобы ты попросила его навещать меня, хотя бы один раз в месяц; и тогда я не буду наравне с невольницами и наложницами, и ко мне будут относиться с прежним почтением.
Вот в чём моя просьба к тебе.

И Тоуфат отвечала ей:
— Клянусь Аллахом, о госпожа моя, я была бы счастлива, если бы он проводил с тобою целый месяц, а мне уделял бы одну только ночь, чтобы сердце твоё утешилось, ибо я одна из рабынь твоих, а ты госпожа моя.

Тогда Зобейда поблагодарила её, и простилась с ней, и удалилась в свой дворец.
А когда аль-Рашид вернулся с охоты, Тоуфат бросилась ему навстречу, рассказала о посещении Зобейды и воскликнула:
— О владыка верующих, исполни просьбу мою и не отклони слов моих: пойди сейчас же к повелительнице моей Зобейде!

И когда халиф вышел, она взяла лютню, настроила её струны и запела так сладко, что мёртвое пробуждалось к жизни:

Не жалуйся на перемены Рока.
Всех недовольных ненавидит Рок,
Сноси с терпеньем все его удары,
Всё на земле имеет свой конец.

И вдруг она оглянулась и увидела красивого седого шейха, который подошёл к ней и сказал...

Тут Шахразада заметила, что приближается утро, и умолкла.
Когда же наступила девятьсот шестьдесят пятая ночь, она сказала. З най, о Тоуфат, что я - шейх отрядов Эблиса, и я пришёл к тебе по делу, которое доставит тебе почёт у царей джинов.

Сказав это, он пошёл вперёд, а Тоуфат последовала за ним.
И он подошёл к кабинету удобств, в котором оказалась дверь и лестница.
И когда они спустились по ней во двор, Тоуфат увидела взнузданную лошадь.

И Эблис поддержал ей стремя, и она села на лошадь, которая вдруг распустила крылья и взлетела в воздух.
Охваченная страхом, Тоуфат крепко сидела в седле, а шейх держался сбоку.
И вскоре прилетели они к высокому замку; перед воротами его стояло множество начальников джинов в великолепных одеждах, и они обступили её, сняли со спины лошади и повели во дворец, целуя ей руки.

И увидела она такой роскошный дворец, какого не видал ещё человеческий глаз.

Стены его были из золота, а потолки из серебра.

В глубине его стоял трон из красного золота, украшенный жемчугом и драгоценными камнями, а вокруг него были расставлены золотые стулья.
И цари джинов сели на стулья, и все они были в человеческом образе, кроме двух, имевших вид джинов - с удлинёнными глазами, с выступающими рогами и торчащими клыками.

Потом появилась девушка дивного сложения, и лицо её затмило свет горящих свечей.
Её сопровождали три женщины несравненной красоты; то были царица Камария, дочь царя Эш-Шисбана, и её сёстры.
И они приветствовали Тоуфат обычным селамом, и та поцеловала перед ними землю, а после этого они обнялись и опустились на сидения.

И Камария нежно обняла Тоуфат и сказала...
Тут Шахразада заметила, что приближается утро, и умолкла.
А когда наступила девятьсот шестьдесят шестая ночь, она сказала: Д обро пожаловать!

Это жёны царей джинов, приветствуй их: вот эта - царица Джамра, эта - царица Вахиша, а та - царица Шарара, и все они пришли к тебе.
И тогда Тоуфат поднялась и поцеловала у них руки, после чего они ответили ей тем же и приветствовали её, и высказали ей своё почтение.

Затем Тоуфат посмотрела на двух царей в образе джинов и спросила Камарию:
— Что это за дикий зверь, а также этот второй, похожий на первого?
Клянусь Аллахом, глаза мои не переносят их!
Тогда Камария засмеялась и сказала:
— О сестра моя, один из них - отец мой, царь Эш-Шисбан, другой же - Маймун, оруженосец.

В своей гордости и высокомерии они не пожелали изменить образа своего.
И все, кого ты видишь здесь, имеют такую же наружность, но они приняли другой вид ради тебя, чтобы ты не испугалась их и могла бы подружиться с ними.

В это время принесли столы, подносы и золотые блюда, и все они принялись есть, а после трапезы Эблис подошёл к Тоуфат и сказал ей:
— О повелительница моя, теперь цари охотно послушали бы твоё пение.

Тогда Тоуфат взяла лютню, настроила на особый лад её струны, стала играть и пропела:

Когда моё томленье возрастает,
Себе надеждой душу услаждаю
Я на свиданье скорое с тобой.
Быть может, Бог соединит нас снова,
Как нас в разлуке Он разъединил,
Меня навек поработив любовью.
Ты повод держишь властною рукой,
Всё тяжкое становится мне лёгким,
Коль ты со мной, и всё, что отдалённо,
Чрез эту близость станет близким вновь.

И песнь эта привела Маймуна в такой восторг, что он пустился плясать и воскликнул...

Тут Шахразада заметила, что приближается утро, и умолкла.
А когда наступила девятьсот шестьдесят седьмая ночь, она сказала: