Магия чисел   

Бездонное Сокровище




Из сказок "Тысяча и одна ночь" по изданию Ж.-Ш.Мардрюса.(1903г., Петербург)

Рассказывали мне, что халиф Гарун-аль-Рашид имел иногда слабость, - а один Аллах без слабости!

- хвастаться, что никто из живых не может сравниться с ним в щедрости и великодушии.
И вот однажды великий визирь Джафар пал ниц между руками халифа и, три раза прикоснувшись к земле, сказал ему:
— О венец наших голов, прости раба твоего, осмеливающегося возвысить в твоём присутствии свой голос, чтобы напомнить тебе, что главная добродетель правоверного - смирение перед Аллахом и что добродетель эта - единственная вещь, которой может гордиться земное создание.

Что же касается восхваления твоей щедрости, то предоставь это твоим подданным, которые непрестанно благодарят небо, даровавшее им родиться под твоею властью.
И знай, о господин мой, что есть в городе Басре юноша, который живёт с большей пышностью и великолепием, чем самые могущественные цари.

Зовут его Абулькассем, и ни один из государей вселенной - и даже сам эмир верующих - не сравнится с ним в щедрости и великодушии.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
Когда же наступила восемьсот пятнадцатая ночь, она сказала: К огда халиф услышал эти слова, глаза его запылали гневом, и он сделал начальнику стражи знак схватить Джафара.

И приказание было немедленно исполнено.
А после этого Аль-Рашид вышел из залы и, не зная, как успокоить гнев свой, пошёл в покои Сетт-Зобейды, супруги своей, которая побледнела от ужаса, увидев, что лицо его чернее тучи.

И на её расспросы, в чём причина такого настроения, он передал Сетт-Зобейде всё, что только что произошло, и жаловался на великого визиря в выражениях, которые дали ей понять, что голова Джафара в большой опасности.

И она сначала выразила своё негодование на визиря, позволившего себе такие вольности, а затем прибавила:
— Вот случай, когда ты можешь удостовериться в истинности или ложности того, что говорит тебе Джафар!

И тогда халиф решил проверить слова визиря, познакомившись с этим Абулькассемом.
Он переоделся иракским купцом, наказал своей супруге блюсти в его отсутствие дела государства, вышел из дворца через потайную дверь, покинул Багдад и без помех прибыл в Басру, где остановился в большом купеческом хане.

И на следующий день рано утром он вышел из хана и стал прогуливаться по базару.
И когда купцы открыли свои лавки, он подошёл к одному из них - тому, который показался ему наиболее видным, и попросил его указать ему дорогу к жилищу Абулькассема.

Купец же, сильно удивлённый, сказал ему:
— Из какой далёкой страны прибыл ты, что не знаешь жилища господина нашего Абулькассема.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила восемьсот шестнадцатая ночь, она сказала: И купец приказал одному из своих мальчиков проводить незнакомца ко двору Абулькассема.

И предупреждённый о появлении иностранца хозяин вышел во двор и провёл его в залу, где был накрыт стол с деликатными кушаньями.
По окончании трапезы он вышел на минуту, а потом возвратился, держа в одной руке палочку амбры, а в другой - маленькое деревцо, ствол которого был из серебра, ветви и листья - из изумруда, а плоды - из рубина.

На верхушке дерева сидел павлин необычайной красоты.
Абулькассем, поставив деревцо у ног халифа, постучал палочкой по голове павлина, и дивная птица раскрыла крылья, обнаруживая весь блеск своего хвоста, и принялась быстро вертеться.

И по мере того, как она вертелась, аромат амбры, алоэ и других благовоний, которые в ней заключались, выходили со всех сторон тонкими струйками, наполняя залу благоуханием.
Но вдруг Абулькассем взял деревце и унёс его из комнаты.

И Гарун сказал сам себе: «Так вот как обходятся хозяева со своими гостями!
Кажется, что этот молодой человек не так-то уж великодушен, как это хотел представить Джафар.
Должно быть, он испугался, что я попрошу его подарить мне это деревце».


 А в это время Абулькассем вернулся в залу в сопровождении маленького раба.
В руке он держал чашу, сделанную из цельного рубина и наполненную вином цвета пурпура.

Раб подошёл к Гаруну и, поцеловав землю между рук его, передал ему чашу.
И Гарун взял её, поднёс к губам и осушил до последней капли.
Но каково же было его удивление, когда он увидел, что она была всё ещё полна до краёв.

При виде этого изумление Гаруна не знало границ.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
Когда же наступила восемьсот семнадцатая ночь, она сказала: Н о в это время Абулькассем взял чашу с вином и вынес из залы.

А Гарун подумал: «Этому человеку не известны уважение, которое должно оказывать гостю, и хорошие манеры.
Он приносит мне все свои редкости, а когда замечает, что мне доставляет удовольствие любоваться ими, он уносит их.

Проклятый Джафар!» И в это время он увидел, как хозяин в третий раз входит в залу.
И явился он в сопровождении девушки, подобной которой можно найти только в садах Эдема.
И вся она была покрыта жемчугом и драгоценностями, и больше её нарядов красила её собственная красота.

И при виде её Гарун забыл дерево, павлина и неисчерпаемую чашу и почувствовал, что душа его проникается восторгом.
А молодая девушка, отвесив ему глубокий поклон, начала играть на лютне из сандала и эбенового дерева с необычайным искусством.

Но лишь только Абулькассем заметил, что гость его в восторге от девушки, он тотчас же взял её за руку и поспешно вывел из залы.
Тогда халиф почувствовал себя оскорблённым до глубины души.
Кратко простившись, он покинул дом Абулькассема и дошёл до дверей хана.

И увидел он на переднем дворе толпу людей, в середине которой стояла девушка с лютней, ребёнок с чашей из рубина и мальчик с изумрудным деревом и павлином.
И девушка поднесла халифу свиток из шёлковой бумаги.

И Аль-Рашид развернул его и прочитал следующее: «Мир и благословение да будут над нашим дивным гостем!
Соблаговоли остановить свой взор на нескольких, ничего не стоящих предметах, которые посылает твоей милости наша ничтожная рука, и прими их от нас как слабое выражение нашей верности тому, кто посылает свет крову нашему.

Впрочем, всё исходит от Аллаха, и к Нему же всё возвращается!.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
Когда же наступила восемьсот восемнадцатая ночь, она сказала: