Аладдин и Волшебная Лампа
о он не захотел признаваться и сказал:
— Клянусь Аллахом, что же такое случилось, что, расспрашивая меня, вы смотрите на меня так странно?
И султанша убедилась в том, что всё рассказанное её дочерью есть лишь дурной сон.
Аладдин же упивался славной штукой, которую сыграл с сыном визиря.
Но этого было ему мало, поэтому, как только наступила ночь, он снова потёр лампу и приказал явившемуся духу сделать всё, как в прежний раз.
И дух не замедлил вернуться со своею ношею, которую поставил в комнате Аладдина, а сына визиря отнёс в кабинет удобств и уткнул его головою в прежнее место.
Аладдин же снова занял пустое место около царевны, и, положив рядом саблю, отвернулся к стене и спокойно заснул.
А на другой день всё произошло совершенно так, как и накануне: эфрит положил злополучного супруга рядом с Будур и доставил их вместе с кроватью во дворец.
Султан после второй ночи пришёл в спальню один, ибо хотел сам расспросить дочь свою.
А сын визиря, услыхав шаги султана, выбежал из комнаты, чтобы смыть с себя нечистоты в гамаме.
И султан приблизился к ложу своей дочери и сказал ей:
— Надеюсь, ты не видела в нынешнюю ночь страшного сна?
Не можешь ли сказать мне, как провела ты эту ночь?
Но вместо ответа, царевна разразилась рыданиями.
И так как она не переставала плакать, он разозлился, вытащил саблю из ножен и закричал:
— Если ты сейчас же не скажешь мне правды, голова слетит у тебя с плеч!
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила шестьсот девяностая ночь, она сказала:
огда бедная царевна, вдвойне испуганная, разбитым голосом сказала:
— О возлюбленный отец мой!
Не сердись на меня!
Если бы ты захотел выслушать меня теперь, когда здесь нет матери, и она не возбуждает тебя против меня, то, наверное, ты извинил бы меня, и пожалел меня, и принял бы меры, чтобы помешать мне умереть от стыда и страха!
Сжалься же надо мною, отец, и имей сострадание к моим горестям и волнениям.
И султан, сердце которого было жалостливо, поцеловал и успокоил своё дорогое дитя.
И царевна, спрятав лицо своё на груди отца, рассказала ему, ничего не забыв обо всём, что случилось с ней неприятного в эти последние две ночи, и заключила рассказ свой, прибавив:
— Расспроси сына визиря, и он подтвердит мои слова!
И тотчас же султан призвал своего великого визиря, и закричал ему:
— Где твой негодяй сын?
И что говорит он обо всём случившемся за эти две ночи?
Ступай и принеси мне ответ!
И великий визирь, повесив нос, пошёл искать сына, которого нашёл в гамаме, смывавшим с себя нечистоты.
И закричал он ему:
— О собачий сын, почему скрыл ты от меня истину?
Сын же опустил голову и сказал:
— Увы!
Только стыд помешал мне открыть тебе неприятнейшие приключения этих двух ночей.
И я предпочитаю смерть такой жизни!
И клянусь перед тобою трижды, что желаю окончательного развода с дочерью султана!
Это единственный способ избавиться от этих унижений!
Я буду тогда иметь возможность уснуть на моей постели, вместо того, чтобы проводить ночи в кабинетах удобств!
Тогда визирь оставил сына и явился к царю.
И стоял он перед ним, опустив голову.
А царь спросил у него:
— Что имеешь сказать?
И тот ответил:
— Клянусь жизнью, то, что рассказала тебе царевна, - истинная правда.
И хотя сын мой не виноват, не следует подвергать царевну новым неприятностям из-за него.
Если позволишь, лучше было бы разлучить отныне супругов разводом!
Царь же сказал:
— Клянусь Аллахом, ты прав.
Но если бы муж моей дочери не был бы твоим сыном, я избавил бы от него мою дочь не иначе, как его смертью.
Хорошо, пусть разведут их!
И тотчас же царь велел объявить о разводе дочери своей Будур с сыном великого визиря, дав понять, что они и не принадлежали друг другу и что царевна не утратила своей девственности.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила шестьсот девяносто первая ночь, она сказала:
огда Аладдин вместе со всеми городскими жителями услышал, как глашатаи объявили о разводе Будур, он возликовал и стал спокойно ждать.
Когда же по истечении трёхмесячного срока мать Аладдина вошла в залу совета, султан тотчас узнал её.
И он сказал великому визирю:
— Благословен Аллах, не допустивший женитьбы твоего сына, чтобы напомнить мне о данном мною слове!
Визирь же, сильно досадовавший в душе своей, ответил:
— Когда хочешь выдать замуж дочь свою, следует наводить справки о женихе!
Мне же известно, что это сын бедного портного, умершего в нищете.
Откуда же богатство у сына портного?
И мы не знаем, так ли богат этот Аладдин, как можно судить по его подарку!
Чтобы убедиться в этом, стоит потребовать для царевны приданое, которое мот бы представить лишь сын какого-нибудь царя или султана.
Тогда царь сказал матери Аладдина:
— Знай, о тётка, что я не забыл о своём обещании!
Но ты скажешь сыну своему, что брак его с Будур состоится, как только он принесёт мне сорок больших блюд литого золота, наполненных до краёв такими же драгоценными камнями.
И эти блюда должны принести во дворец сорок молодых невольниц, прекрасных как луны, а перед ними должны идти сорок молодых и крепких невольников.
И мать Аладдина, ошеломлённая таким непомерным требованием, ушла домой и сказала сыну своему:
— Ах, сын мой, я с самого начала советовала тебе не думать о браке с царевной Будур!
Новое требование царя столь непомерно!
И это наверняка опять вина проклятого визиря.
Я видела, как он наклонялся к уху царя и что-то шептал ему!
Откажись от своего намерения, Аладдин, оно приведёт тебя к неминуемой гибели!
Но тот только улыбнулся и сказал матери:
— Клянусь Ал-лахом, когда ты вошла с перекошенным лицом, я подумал, что ты принесла мне очень плохую весть!
Но теперь вижу, ты всегда озабочиваешься такими вещами, о которых не стоит и думать!
Освежи же глаза свои и успокойся!
А со своей стороны подумай только о том, чтобы приготовить нам поесть, так как я очень голоден.
Мне же предоставь удовлетворить царя.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила шестьсот девяносто вторая ночь, она сказала:
как только мать ушла на базар, Аладдин потёр лампу, рассказал явившемуся эфриту о требованиях царя и добавил:
— Вот, что я требую от тебя!
И дух исчез, но минуту спустя явился снова, а за ним шли восемьдесят невольников.
И женщины несли на головах по блюду из литого золота, до краёв наполненному жемчугом, бриллиантами, рубинами, изумрудами и тысячью других драгоценных камней, которые были много великолепнее тех, что поднесены были султану на фарфоровом блюде.
И Аладдин сказал вернувшейся с базара матери:
— Прошу тебя, прежде чем приготовить обед, проводи этих людей к султану!
И как только первые невольники показались на улице, стали собираться любопытные; когда же выступило все шествие, громадная толпа наводнила улицу.
И весь базар сбежался, чтобы полюбоваться изумительным зрелищем: на головах невольниц сияли золотые блюда с драгоценными каменьями; у золотых поясов негров сверкали самоцветные камни, а на их головах искрились парчовые шапочки с покачивающимися эгретками.
И как только султан увидел во дворе дворца своего этот великолепный кортеж, он приказал принять всех прибывших.
И смотрел он в изумлении попеременно на сорок золотых блюд и на то, что в них заключалось, на молодых невольниц, принёсших блюда, и на сопровождавших их молодых негров.
И не мог он вымолвить ни слова, ни оторвать глаз от всех чудес, которые видел перед собою.
Наконец, повернулся он к своему визирю и сказал:
— Что должны мы думать о человеке, могущем собрать и прислать нам всё это в такой короткий срок?
И чем становятся достоинства дочери моей перед лицом такого обилия красоты?
Я не потерплю убытка, если выдам её замуж за такого богатого, такого щедрого и такого великолепного человека, как Аладдин!
И, обернувшись к остальным визирям, эмирам и именитым людям, он вопрошал их взглядом.
И все ответили троекратным поклоном до земли, в знак согласия своего с тем, что сказал царь.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила шестьсот девяносто третья ночь, она сказала:
|