царь благословенный, в древние времена жил в Багдаде рыбак, и звали его Калифом.
Он был так беден, что не мог жениться и оставался поэтому холостым.
Однажды десять раз подряд закидывал он сети и ничего не выловил.
Сначала он до крайности был раздосадован, но потом смирил свои дурные мысли, сказав себе:
«Да простит мне Аллах движение души моей!
Будем же принимать и светлые, и чёрные дни такими, какими приходят они, и да преисполнится грудь наша терпения для перенесения несчастий!
Незадача подобна нарыву, который прорывается и уничтожается лишь терпеливым уходом».
Затем он бодро встал и, засучив рукава, закинул сеть свою как только мог дальше и подождал довольно долго.
После он изо всех сил принялся её тащить, но сеть была так тяжела, что он должен был делать это со всякими предосторожностями, чтобы не порвать её.
Наконец, это удалось ему; и когда сеть очутилась перед ним, он с сильно бившимся сердцем открыл её, но нашёл он в ней только большую обезьяну, кривую и искалеченную.
И увидев это, несчастный Калиф воскликнул:
— Злой рок преследует меня сегодня!
И он захотел избить обезьяну, чтобы сорвать на ней своё зло.
Но вдруг она зашевелила языком и сказала:
— О Калиф, удержи руку твою и не бей меня!
Закинь лучше ещё раз сеть свою в воду, вверяя себя Аллаху, дающему тебе хлеб насущный!
И удивлённый безмерно Калиф закинул сеть, и, когда он захотел вытянуть её, она показалась ещё более тяжёлой, нежели в первый раз.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила пятьсот двадцать девятая ночь, она сказала:
ней оказалась другая обезьяна, но уже не кривая и не калека, но очень красивая: с подведёнными глазами, с ногтями, выкрашенными лавзонией, и с белыми, красиво расставленными зубами.
Одета была обезьяна в приятную для глаз красную с голубым одежду, и были у неё на ногах браслеты, а в ушах золотые серьги.
И, глядя на рыбака, она смеялась и щурила глаза.
Тогда раздосадованный Калиф закричал ей:
— А ты кто?
И обезьяна с красивыми глазами ответила:
— Я принадлежу господину моему, еврею-меняле Абу-Сааду, и мне он обязан своим состоянием и успехом в делах просто потому, что утром он прежде всего видит моё лицо, а вечером со мною с последнею прощается перед сном!
На это Калиф воскликнул:
— Так значит, несправедлива поговорка о том, что самое зловещее лицо - лицо обезьяны?
Потом, повернувшись к первой обезьяне, он закричал ей:
— Слышишь?
Сегодня утром лицо твоё принесло мне только усталость и огорчение!
Но обезьяна с красивыми глазами сказала:
— Оставь в покое брата моего и выслушай же меня, наконец.
Чтобы испытать верность моих слов, начни с того, что привяжи меня к концу верёвки, привязанной к твоей сети, и брось её в воду ещё раз.
И увидишь ты тогда, могу ли я приносить счастье.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила пятьсот тридцатая ночь, она сказала:
Калиф послушался обезьяну.
Закинув сеть, он выловил толстую, как баран, рыбу, глаза которой блестели, как два золотых динария, а чешуя сверкала, как алмаз.
И обезьяна с красивыми глазами сказала ему:
— Теперь положи эту рыбу в корзину и неси её в Багдад.
Найди на базаре лавку моего господина Абу-Саада и скажи ему:
— Я сегодня закинул сеть на твоё имя, и Аллах послал мне эту рыбу, лежащую здесь в корзине!
Тогда он возьмёт рыбу, дав тебе динарий.
Но ты возврати ему деньги и отказывайся каждый раз, хотя бы он предложил тебе столько золота, сколько весит эта рыба!
Тогда он спросит тебя:
— Скажи мне, чего же ты желаешь?
А ты ответь:
— Встань и скажи:
«Будьте свидетелями вы все, присутствующие на базаре, что я согласен обменять обезьяну Калифа-рыбака на мою собственную обезьяну, что я меняю своё счастье на его счастье и мою долю на его долю».
И если еврей согласится на такую сделку, я, сделавшись твоею собственностью, каждым утром буду желать тебе доброго дня, а вечером - доброго вечера; и таким образом принесу тебе счастье, и ты будешь зарабатывать по сто динариев в день.
Еврей же будет видеть каждый день кривую обезьяну-калеку, и Аллах ежедневно будет огорчать его каким-нибудь новым незаконным побором, или тяжёлой заботой, или притеснением.
Выслушав эту речь обезьяны, Калиф ответил:
— Принимаю твой совет, царица всех обезьян.
Но что же мне сделать с этой зловещей кривой обезьяной?
И ответила ему красивая обезьяна:
— Отпусти её и меня, чтобы вернулись мы в воду.
Калиф так и сделал.
Потом он взял рыбу, обмыл её, положил на зелёную, свежую траву, прикрыл травою, взял корзину к себе на плечо и пошёл в город, распевая во всё горло.
И таким образом дошёл он до базара менял и прошёл мимо всех лавок, пока не дошёл до лавки еврея.
И увидел его самого, величественно восседающим посередине лавки, на диване, а вокруг него толпилось бесчисленное множество слуг всякого возраста и цвета; и походил он, таким образом, на какого-нибудь царя Хорасанского!
И убедившись, что это тот самый еврей, Калиф подошёл к нему и остановился.
А еврей поднял голову и, узнав его, сказал:
— Благоденствие и семейное счастье тебе, о Калиф.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила пятьсот тридцать первая ночь, она сказала:
кажи, какое у тебя дело, и чего ты желаешь?
Рыбак же ответил:
— Сегодня утром я закинул сеть на твоё счастье и нашёл в ней вот эту рыбу!
И, говоря это, он осторожно вынул рыбу из травы и подал её меняле.
И он нашёл её восхитительной, и сказал одному из своих молодых невольников:
— Возьми эту рыбу отнеси ко мне в дом и скажи дочери моей Сааде, чтобы она вычистила её, изжарила половину в масле, а другую испекла и держала горячей до тех пор, пока я не вернусь домой!
И еврей концами пальцев подал динарий Калифу, говоря ему:
— Возьми это себе и истрать на свою семью!
И Калиф взял золото и сделал уже несколько шагов к выходу, когда вдруг вспомнил совет обезьяны.
Он вернулся, бросил динарий еврею и сказал ему:
— Бери своё золото и отдай рыбу бедняку!
Или ты думаешь, что можно безнаказанно смеяться над такими бедняками, как я?
Когда еврей услышал эти слова, он подумал, что Калифу захотелось пошутить.
Засмеявшись, он подал ему пять динариев вместо одного.
Но Калиф сказал ему:
— Нет, клянусь Аллахом!
Неужели ты, в самом деле, думаешь, что я соглашусь продать свою рыбу по такой смехотворной цене?
Не хочу я твоих динариев!
При таких словах еврей рассердился и закричал:
— О рыбак!
Ты приносишь мне рыбу, которая не стоит и динария, я даю тебе пять, и ты всё ещё не доволен.
Да не с ума ли ты сошёл?
Да скажешь ли ты мне, наконец, за какую цену хочешь продать мне рыбу?
Калиф отвечал:
— Не хочу продавать её ни за серебро, ни за золото, а лишь за твои слова.
Тогда еврей подумал, что рыбак хочет заставить его отречься от его собственной еврейской веры!
От гнева и негодования у него чуть не выскочили глаза, дыхание спёрлось, и воскликнул он:
— Ах ты, обрезок ногтей мусульманских!
Так ты хочешь заставить меня отречься от закона и веры отцов?!
И позвал он слуг своих и закричал им:
— Хватайте его и отколотите хорошенько палками, чтобы кожа у него висела клочьями.
Тут Шахразада заметила, что наступает утро, и умолкла.
А когда наступила пятьсот тридцать вторая ночь, она сказала:
